– Рамон принес ваш багаж, – сказала женщина, указывая на два чемодана, лежавших на украшенной богатой резьбой подставке. – Сеньора желает, чтобы я их распаковала?

– Будьте так добры, – Флейм подошла к подставке и из чемодана поменьше извлекла сумочку с косметикой. – Когда достанете голубой шифоновый костюм, приготовьте его, пожалуйста. Я хочу его надеть.

Примерно через тридцать минут Флейм вышла из спальни, ее голубая свободная юбка из набивного шифона тихо шелестела вокруг щиколоток. Она увидела свое отражение в зеркале, висевшем в холле, и улыбнулась – с удовольствием ощутив себя соблазнительной.

Цокая высокими каблуками по мозаичному полу широкого холла, она увидела впереди марш покоящихся на колоннах арок, которые окружали большую гостиную, придавая ей сходство с галереей. Приблизившись к ней, она услышала, как хлопнула пробка шампанского. Улыбнувшись, она ускорила шаг – Ченс был уже там и ждал ее.

Флейм вошла в первую арку. Ченс повернулся к ней, держа в каждой руке по бокалу с шампанским. Она с удовлетворением заметила, что он быстро опустил веки, однако его взгляд задержался на вырезе блузки, обнажавшем ложбинку. Когда он вновь поднял глаза, они потемнели от сильного желания – именно этого она и ожидала.

– Ты чертовски соблазнительна, – тихо произнес он, когда Флейм остановилась перед ним.

Она взяла у него из рук бокал шампанского, взглянув на него с притворным разочарованием.

– А я-то надеялась на то, что соблазнять будут меня!

Он поднял черные брови:

– Вечер только начинается.

– Обещания, обещания… – поддразнила она и сделала глоток искристой жидкости. И в тот же миг узнала его неповторимый вкус. – Персиковое шампанское!

– Конечно, – улыбнулся он и тоже отпил из бокала.

Она с преувеличенным вниманием оглядела гостиную, которая, как и остальные комнаты, свидетельствовала о безупречном вкусе хозяина.

– Что?! Нет орхидей?

– Хорошо, что помнишь. – Он запустил руку во внутренний карман пиджака и извлек оттуда длинную и узкую коробочку для драгоценностей. – Вот.

Она посмотрела на футляр, затем подняла глаза на его худощавое мужественное лицо, не в силах скрыть свое изумление.

– Что это?

– Открой, – было все, что он сказал.

После минутного колебания Флейм поставила бокал на стол и подняла откидывающуюся крышку футляра. Искорками вспыхнуло яркое сияние. Она полувдохнула-полувскрикнула, увидев великолепную бриллиантовую брошь в форме ветки орхидеи, а по бокам – пару таких же бриллиантовых сережек.

– Теперь у тебя всегда будут орхидеи.

Она неотрывно смотрела на брошь, на ее глаза навернулись слезы – Флейм была тронута как выбором подарка, так и его великолепием.

Если бы Ченс просто хотел вручить ей что-нибудь дорогое, он мог бы купить любую побрякушку. Однако он поступил иначе – он выбирал с толком и чувством, желая преподнести ей нечто особое, понятное только им двоим.

Она не сопротивлялась, когда он взял футляр из ее онемевших пальцев и вынул брошь из выемки в лиловом бархате. Когда он пристегнул украшение к ее блузке, Флейм подняла на него глаза, затуманенные слезами. Он неторопливо снял ее длинные серьги и вместо них вдел бриллиантовые. Закончив, он окинул взглядом результат, ласково положив ей руки на плечи. Это прикосновение, нежность и желание, светившиеся в его глазах, взволновали Флейм не менее глубоко, чем подарок.

– Прекрасно, – проговорил он хрипловатым полушепотом.

– О, Ченс, я… я не знаю, что сказать, – призналась она, не в состоянии выразить словами свои изумление, радость и благодарность.

– Ничего и не говори.

И она не стала. Вместо этого она обняла его за шею и поцеловала – ее руки, губы и тело были красноречивее всяких слов. Он крепко прижал ее к себе, его беспокойные жадные руки гладили ее плечи, спину, бедра, обдавая ее жаром сквозь тонкую материю ее одеяния. Те чувства и желания, которые так долго сдерживались, теперь нашли выход. Она прильнула к нему теснее, запустив пальцы в его волосы, поцелуй становился все настойчивее, требовательнее, неистовее. Но он не утолял страсть. Оторвавшись от его губ, она покрыла поцелуями его лицо, забыв обо всем на свете и ощущая лишь то, как напряжено ее тело и как громко колотится сердце.

– Ты не представляешь себе, как я хочу тебя – сейчас, сию минуту, – прерывисто прошептал Ченс, горячо дыша ей в ухо, от чего она сладостно содрогнулась. – Я тщательно спланировал весь вечер – шампанское, ужин при свечах, непринужденная беседа, прогулка под луной… которая приведет нас в спальню. Теперь же из всей программы я хочу оставить одну спальню, и к черту все остальное.

Флейм улыбнулась ему в щеку, она чувствовала почти то же, что и он, правда, с некоторой разницей:

– Где написано, что женщину нельзя напоить вином, угостить ужином и предложить прогулку под луной потом?

– А и в самом деле, где? – Он чуть отклонился назад и всмотрелся в припухлость ее мягких губ и зелень глаз, потяжелевших от желания. – Я давно научился ценить импровизации.

– Да? – Она провела ногтем по его подбородку.

– Да. – Одним ловким движением он подхватил ее на руки. – А с тобой я только и делаю, что импровизирую.

– У тебя это прекрасно получается… как и все остальное, – добавила Флейм, уже лаская его сильную шею.

В спальне все неистовые порывы, вся жажда и нетерпение куда-то исчезли, уступив место нежности. Они смотрели друг на друга, стоя на расстоянии меньше трех футов, в снопе света от единственной лампы. Не произнося ни слова, они стали медленно раздеваться, избавляясь от одного слоя одежды за другим. Но они сбрасывали с себя нечто большее, чем одеяние, и обнажали нечто большее, чем тела. Они открывали друг другу свои чувства, сердца и души.