– Неужто дед наш таким гадом оказался?
– спросил он неуверенно.

– Хочешь сказать, что приметы подходят к Укладникову?

– К нему. И паук у него, и звать Иваном. Паук, правда, не на самом плече, а пониже.

– Значит, так мог подумать и Стояновский?

– Борька? Почему?

– Стояновский читал все, что здесь написано, за день до того, как пропал Укладников. А Роза Ковальчук, которая здесь упоминается, - его мать.

– Понимаю...
– прогудел футбольный мяч.

– Ничего ты не понимаешь. Иванов много, а любителей себя разукрашивать - еще больше. В бумаге речь идет не об Укладникове, а вот о ком.

И Мазин протянул фотографию Стрельцова. Семенистый глянул на горбоносое лицо человека в эсэсовском мундире.

– Ну дела! Кто ж это?

– На Укладникова не похож?

– Не. Старик курносый был.
– Он посоображал немного и спросил с опаской: - Неужели Борька попутал? И старика... того?

– Разберемся...

Был у Мазина еще один вопрос.

– Между прочим, Семенистый, никто не приходил к Стояновскому в день его отъезда?

Надежда на то, что он получит удовлетворительный ответ, была невелика, потому что Эдик работал и, следовательно, не был дома большую часть дня. Все это Мазин понимал прекрасно и поднялся уже со стула, когда Семенистый ответил:

– Приходил.

– Кто?

– Хромой такой...

"Инвалид!" - чуть было не вскрикнул Мазин.

– И они виделись со Стояновским?

Эдик покачал своим шаром:

– Нет. Он его не застал. Когда хромой пришел, Борька уже на вокзал подался.

– А тебе он ничего не сказал?

– Мне? Вроде нет. Так, ничего особенного. Сказал, что Борька ему нужен. Дело у него какое-то. Ну, я ответил, что уехал он на вокзал.

– И сказал, куда он едет?

Семенистый посопел под бинтами. Видно, опасался попасть в ловушку.

– Сказал.

Мазин встал.

– Ладно, поправляйся. Кое-что мы с тобой прояснили.

Однако ясность эта окончательно подрывала версию, на которую Мазин так надеялся. Теперь добраться до выхода из лабиринта можно было только в Тригорске. Там, в руках у Кравчука, оставалась последняя нитка.

В Тригорск Мазин прилетел, когда уже вечерело.

– Игорь Николаевич. Вы? Вот здорово!
– воскликнул Волоков радостно.

– Что нового?
– ответил Мазин вопросом.

Он чувствовал себя усталым. Хотелось отдохнуть, побриться и принять душ.

Однако слушал Мазин внимательно, и чем больше узнавал, тем скорее проходила усталость. Когда вошел Козельский, глаза Игоря Николаевича снова блестели.

– А вы, Вадим, что скажете?

– На этот раз Кравчук попался.

– Вы твердо считаете его убийцей?

– По крайней мере Укладникова.

Мазин подумал немного.

– Вадим, а как вы представляете себе все события от начала до конца? Попробуйте нарисовать эту картину, а мы посмотрим, не найдется ли в ней пробелов, незарисованных мест. И обсудим ее все вместе. Ведь решение предстоит принять очень важное.

Козельский оценил деликатность начальства.

– Я представляю себе дело так. Кравчук был в Москве на конференции. Оттуда он решил съездить на денек домой... Оформил заранее командировочное удостоверение и поехал. Заметим, что об этом никто не знал. Приехал он ночью, тестя нашел в котельной. Что произошло между ними, пока точно не известно, но скорее всего Укладников сказал зятю про тайник и деньги. Кравчук решил воспользоваться деньгами и убил тестя. Потом поднялся в квартиру и забрал деньги.

– Надев предварительно ботинки Стояновского?

– Да, ботинки, как и чемодан, видимо, находились в комнате Стояновского. И Кравчук мог использовать их, чтобы повести следствие по неверному пути. Вспомните, как нас запутал этот чемодан, пока мы не узнали, что Стояновский не брал его с собой, а уехал с рюкзаком.

Мазин кивнул:

– Это логично. Продолжайте, Вадим.

– Остается Дубинина. Мы предполагаем, что Кравчук убил и ее. Я тоже так думал до истории с Рексом. Но тогда перед нами очень сложная задача: зачем? Снова ограбление? Не думаю. Кравчук, по-моему, не профессионал. Скорее, легковозбудимый и увлекающийся человек. Может быть, даже неполноценный психически. Вспомните его глаза, манеру говорить отдельными словами. Возможно, что и тестя он убил в результате вспышки, ссоры. Не поделили, например, деньги...

Козельский говорил увлеченно, энергично. Видно было, что лейтенант немало поломал голову над своей версией. И вполне самостоятельно. А это всегда нравилось Мазину.

– Неплохо, Вадим, честное слово, неплохо.

Козельский улыбнулся, довольный:

– Вот я и подумал: а что, если Дубинина все-таки не убита? Что, если это самоубийство?

– Мотивируйте, - предложил Волоков доброжелательно.

– Мотивировка есть. Кравчук был у Дубининой и сообщил ей о смерти Укладникова. А планы Дубининой в отношении Укладникова известны. Исчезла последняя надежда как-то устроить свою жизнь. В итоге - отчаяние.