Бомбежка продолжалась долго. Не успели уйти "юнкерсы", начали рваться снаряды. Полгода я на фронте. Был и под бомбами, и под зенитным огнем, и под трассами снарядов "эрликонов" - скорострельных пушек, но в таком аду бывать не приходилось. С тревогой вспомнил майора, командира стрелкового полка: как сейчас у него, на передовой?..

В палату забежала сестра. Я отослал ее в укрытие. И мне не поможет, и сама погибнет. А девушка упирается, не уходит и упрямо пытается мне помочь. Не знаю уж, как, во я встал. Опираясь на ее худенькие плечи, еле волоча ноги (каждый шаг отдавался в спину), двинулся к выходу. Как выбрались на улицу и дошли до отрытой там щели - не помню, был, видимо, в полубессознательном состоянии.

Артналет сменился бомбежкой, после бомбежки - опять артналет. Судя по всему, в Семисотке находился какой-то штаб, и немцы это точно установили.

Когда ушли "юнкерсы" и немного затих артобстрел, сестра предложила добираться до окраины села.

–  Там машины на аэродром ходят. Вас и возьмут...

Метров триста - четыреста, которые мы с ней преодолели не меньше чем за полчаса и с большим трудом, все-таки вселили уверенность, что не так уж все плохо у меня с позвоночником. Можно пересилить боль, а главное - можно двигаться.

Вскоре увидели зеленую полуторку. И через десять минут я очутился возле командного пункта полка.

В узкой неглубокой щели находился начальник штаба нашей дивизии полковник С. В. Лобахин. Он руководил полетами. Тяжелое, видимо, было положение в полку, если начальник штаба дивизии заменял командира части. Так и оказалось. Все способные летать на всем способном летать были в воздухе. Немцы бросили огромное количество авиации на передовые позиции наших войск, ближние тылы, аэродромы. И слишком малые силы нашей истребительной авиации противостояли этому натиску.

На аэродроме Семисотка сложилось критическое положение. Вражеские бомбардировки вывели из строя много боевых самолетов. Среди летнего состава имелись жертвы.

Полковник Лобахин с пониманием выслушал мой доклад и просьбу отправить на наш аэродром, но обреченно развел руками:

–  Давайте подождем до вечера.

К счастью, ждать не пришлось. Часов в десять утра прилетел генерал Белецкий, увидел меня, узнал, удивился:

–  Ты здесь?

Я коротко - все-таки обидно, что командующий не нашел времени сообщить обо мне, - доложил, как добрался сюда. Он тут же приказал вызвать на связь подполковника Кутихина.

Через час на аэродром Семисотка сел самолет-спарка УТИ-4. И тут же над летным полем пронеслась четверка "мессеров". Повезло - неважными стрелками оказались фашистские летчики.

От капонира, куда самолет все-таки зарулил, примчался летчик нашего полка старший лейтенант Иван Ганенко, обнял меня:

–  Ну, Василь, ну, молодец! Мы же тебя... Подожди трошки. Сейчас организую на самолете дырки залатать - и домой. Домой, брат!

Но генерал Белецкий, который, кстати, не обратил внимания на нарушение субординации, вылет на спарке запретил:

–  Вашу спарку, как куропатку, подстрелят, а в "сопровождающие лица" выделить некого. Не стоит, товарищи, рисковать. Тебе, Шевчук, тем более.

Командующий секунду подумал и приказал отправить меня на наш аэродром автомашиной, а Ганенко срочно заняться самолетом.

–  Немцы на левом фланге 44-й армии оборону прорвали, - озабоченно произнес генерал, - кто знает, что будет дальше. Мы пока держимся. Но нужно быть готовым ко всему. А главное - летать, летать и летать.

Мы не успели с Ганенко переброситься даже парой слов. Генерал торопил:

–  Давайте, старший лейтенант, к самолету - и в готовность. За Шевчука не волнуйтесь, будет на месте.

Действительно, к двенадцати часам, после изнурительной тряски в кузове полуторки, я был среди своих.

Трудно сказать, кто больше радовался моему возвращению - я сам или ребята. Командир полка подполковник Кутихин - спокойный, выдержанный человек, не поддающийся, как он говаривал, минутным эмоциям, - обнял меня и расцеловал. И обнял-то так, что я невольно вскрикнул от боли.

Мой первый вопрос - о Степане Карначе. Наперебой летчики рассказали, что Степан сел на вынужденную, но рядом с аэродромом. Ранен в ногу, отправлен в Краснодар, в госпиталь.

–  Шевчук, ты же у нас с довольствия снят и зачислен в списки пропавших без вести, - с досадой вспомнил начальник штаба полка майор Безбердый. Командир сегодня извещение родным подписал! - И он побежал в штабную землянку.

Оказалось, что Степан, ведя тяжелый бой с тремя самолетами (один он уже сбил), сумел рассмотреть, как вспыхнули два самолета - "мессер" и Як-1. Однако ни одного парашюта он не увидел. И это понятно, ведь судя по рассказу командира стрелкового полка, меня выбросило из самолета над самой землей.