Сергей Шилов
Снежное чувство Чубайса. Чубайсу - 49
Снежное чувство Чубайса. ЧУБАЙСУ - 49.
Наше лето - зима
Есть такой фильм замечательный - "Снежное чувство Смиллы". Сюжетом фильма можно пренебречь - это что-то вроде комиксного детектива со зловещими учеными, мучающими людей и детей, в особенности, и желающими покорить мир с помощью какой-то приспособы, метеоритно залетевшей на землю, в "белое безмолвие" гренландских снегов, противостоит же злодеям, практически в одиночку, оевропеившаяся гренландка Смилла. Но, совершенно, как у Тарковского в "Сталкере", фантастический сюжет оказывается лишь поводом для представления человеческой истории, философии человеческого характера. Ассимилированная Большой Европой и проживающая в одной из ее маленьких скандинавских стран, гренландка Смилла оказывается в центре этого фантасмагорического сюжета. Вообще, квартальчик гренландцев, проживающих компактно в компактном цивилизованном социальном правовом и демократическом государстве и ностальгирующих по своей снежной родине, по Снегу, - это главная художественная особенность, собственность фильма. С течением картины становится понятным, что внутреннее сознание Снега, белого, уходящего за горизонт пространства, является главным существом сознания гренландки Смиллы, живущей внешней формой жизненного мира европейки. Речь идет именно не о подсознании, не о неясных комплексах, страх и беспокойствах фрейдистского европейского человека, а о вполне самостоятельной, самостной, внутренней форме сознания. "Белое" для этого сознания - это не просто отсутствие цвета, пустота, ничто, напротив, "белое" для этого сознания - это живая непосредственная действительность, это материя, которая переливается, имеет структуру, подвижным и понятным образом откликающуюся на изменения в мире, это, собственно говоря, СНЕГ. СНЕГ для Смиллы, выросшей в снегах гренландской "пустыни", - это не просто "осадки", это та же продуктивная, плодоносящая почва, каковой является земля для крестьянина, рассматривающего и знающего почву, как материю, с которой он взаимодействует в своем труде. Снег для Смиллы - это, вероятно, то же, что и пески для жителей, обывателей пустынь. Снег для нее становится и материей, предметностью, противостоящей сознанию, материей, которая "копируется, фотографируется и отображается нашими ощущениями", и, одновременно, является априорной формой сознания, тем, что доставляет человеку сущность сознания из-за горизонта бескрайней снежной пустыни, ограниченной только этим самым горизонтом.
Тема горизонта, а в фундаментальной онтологии тема горизонта является центральной темой, характеризующей модель отношения Мышления, как горизонта чувственности, пространственно-чувственной сферы человеческого, - и самой Чувственности, устремленной к горизонту Мышления, - так вот, тема горизонта является доминантой сознания европейской гренландки, которая раскрывается для нее не книжно, но непосредственно, с детского опыта становления все впитывающего в себя сознания, осуществляющего свою детскость в пространстве снежной пустыни, льдистых структур, горизонта бесконечной снежной поверхности. Представьте себе всю силу детского сознания, которое обживает, впитывает, как губка, делает своим Домом бескрайнюю снежную пустыню, как это и делает всякое человеческое детское сознание, в каких бы условиях не происходило его становление. Апофеоз картины - это когда Смилла начинает говорить об этом своем снежном чувстве. Волей авторов фильма, она говорит о нем, как о МАТЕМАТИЧЕСКОМ ЧУВСТВЕ, КАК О ЧУВСТВЕ, КОТОРОЕ ЕСТЬ, КАК ЕСТЬ ЧИСЛО. "Ребенок, - говорит Смилла, - для него мир - это натуральные целые числа, затем появляется тоска - это отрицательные числа, затем он видит (дискретность) пробелы, промежутки - это дроби, затем, вообще, появляются какие-то странные фантастические числа, но они также реальны для тебя, для твоего сознания, нечто выражают, ты их чувствуешь".
Обживая бесконечное пространство снежного пустынного мира в качестве собственной повседневности, ребенок может опираться уже только на самый предельный состав человеческой чувственности, на то непосредственное, чем эта чувственность является на самом деле, в конечном итоге; ребенок настолько эксплуатирует весь потенциал человеческой чувственности для освоения, овладения пустыней, для впитывания ее в себя, для обживания пустыни, что видны становятся сами ее, чувственности, основания; чувства раскрываются и оказываются не внутри себя, а в целом, как предметы, структуры, которые можно наблюдать со стороны, отстраненно, что Смилла и делает, наблюдая за своими чувствами, как за действующими предметами, вещами мира и называя, именуя их числами. Ощутить нечто - означает, иметь число, создать число, ощутить число. Чувство завершается, как воспринятое человеческое чувство, - именно, как число. Чувствуя - человек, в основе своей, числит, ощущая же, схватывая нечто, - вычисляет. Потому человек и выделяется из мира, как человек (числовек), каждое явление, предмет, ситуация мира не затягивают его "с головой" в себя, как животное; человек имеет между собой и событием число, которое отделяет его от мира, число универсализирует те или иные событийные ряды. Живя в мире чувств-чисел, человек фундаментально ориентируется в потоке пространственной событийности, имеет независимую позицию, точку устойчивости, выделен в этом потоке, не является лишь его частицей. Число есть то, что непосредственно чувствует чувство, образуясь и формируясь, как нечто определенное. Как вещь в себе чувство есть в числе. Как "в себе состояние" вещи в себе - число есть в чувстве. Пространство чувственности человека есть математическое пространство, имеющее своим горизонтом Мышление, а движением к этому горизонту, которого удается невозможным образом достичь (чему и посвящены все мировые религии) является человеческая Речь. Мир сознания, мир свободы, - это мир, который невозможен, как материальный мир, и в этом смысле, есть невозможный материальный мир, гиперматериальный мир, своей материальностью превосходящий материальность в качестве ее источника, нахождения рядом с источником материального мира, ПРИ-СУСТВИЯ. Автор главной научной метафоры о рынке, метафоры "о невидимой руке рынка", той самой метафоры, которая и по сей день являлась главной неразгаданной теоретической моделью (научным образом рынка), показывавшей, хотя и в качестве метафоры, сущность рыночной экономики на порядок более явственно, чем все теоретические экономикс-модели, основанные на этом научном образе, - так вот, Автор этой метафоры-модели А. Смит был известен как теоретик сенсуализма, человеческой чувственности, нравственности, и потому на этой его метафоре до сих пор удерживался феноменологический смысл Науки экономики. Раскрывая математический смысл числа как завершенной формы чувства, чувства как меры и формы конечности, завершенности бесконечного мира, мы постигаем смысл того, что содержится в идее рынка, как математически достоверной либерализации (феноменологического самораскрытия) сущего и либерально достоверной (соответствующей принципам свободы, как истинного метода осуществления человеческой сущности) математизации сущего. Рынок в России, ДА И В МИРЕ В ЦЕЛОМ, не возможен только, как метафора; РЫНОК В РОССИИ БУДЕТ ОСУЩЕСТВЛЕН НА САМОМ ДЕЛЕ, КАК МАТЕМАТИЧЕСКОЕ ПРОСТРАНСТВО ЛИБЕРАЛИЗАЦИИ, - СВОБОДНОЕ ПРОСТРАНСТВО РЕАЛИЗАЦИИ ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО ЧУВСТВА СВОБОДЫ КАК СТРАТЕГИИ МЫШЛЕНИЯ.
Чубайс располагает чувством Снежной страны России. СНЕЖНОЕ ЧУВСТВО РОССИИ - ЭТО ГЛАВНОЕ ЧУВСТВО РУССКОГО МАТЕМАТИЧЕСКОГО ЛИБЕРАЛИЗМА. РУССКОЕ ЧИСЛО РУССКОГО ЧУВСТВА ЯВЛЯЕТСЯ ГЛАВНОЙ ВНУТРЕННЕЙ ФОРМОЙ РУССКОГО СЛОВА.
СНЕЖНОЕ ЧУВСТВО РОССИИ, КАК РУССКОЕ ЧИСЛО РУССКОГО СЛОВА - ЕСТЬ ГЛАВНАЯ ИДЕНТИФИКАЦИОННАЯ ФУНКЦИЯ РУССКОСТИ.
Трансформация ("все мы будем преобразованы", - как заявлял-раскрывался Павловский в текстовой дискуссии с Найшулем), которая началась с общемировой Речи-Риторики Горбачева-А.Н. Яковлева-Шахназарова, с открытия возможности Нового мышления, и вошедшая в переходный период, как в собственное существо, заглубление, есть, по существу, РУССКАЯ МИРОВО-РЕЛИГИОЗНО-ЛИБЕРАЛЬНАЯ РЕФОРМАЦИЯ, СТАНОВЛЕНИЕ ДУХА РУССКОГО МАТЕМАТИЧЕСКОГО ЛИБЕРАЛИЗМА, КОТОРЫЙ СФОРМИРУЕТ БЫТИЕ НОВОЙ РОССИИ, НОВОЙ ЭКОНОМИКИ РОССИИ.
РУССКИЙ МАТЕМАТИЧЕСКИЙ ЛИБЕРАЛИЗМ - ЭТО И ЕСТЬ ТА САМАЯ ФУНДАМЕНТАЛЬНАЯ СТРУКТУРА, КОТОРАЯ ОБРАЗУЕТ НОВОЕ МЫШЛЕНИЕ, И ЕСТЬ ТО САМОЕ НОВОЕ МЫШЛЕНИЕ, КОТОРОЕ ОБРАЗУЕТ НОВОЕ БЫТИЕ В ИСТОРИИ ПЕРЕХОДА ОТ ИСТОРИИ НОВОГО ВРЕМЕНИ К ИСТОРИИ НОВОГО БЫТИЯ.
ЧУБАЙС И ЕСТЬ ПРЕОБРАЗОВАТЕЛЬ, ТРАНСФОРМАТОР ВЕЛИКОЙ ТРАНСФОРМАЦИИ РОССИИ, КОТОРАЯ ПЕРВОЙ ИЗ СТРАН, НАРОДОВ МИРА ПЕРЕХОДИТ В НОВОЕ БЫТИЕ, В ИСТОРИЮ НОВОГО БЫТИЯ И УКАЗЫВАЕТ НАРОДАМ ПУТЬ В НОВОЕ БЫТИЕ, ПУТЬ МЫШЛЕНИЯ, ПУТЬ, ПРОЙДЕННЫЙ ПЕРВЫМ РУССКИМ ЯЗЫКОМ.
Сейчас судьба русского либерализма держится на Чубайсе, как в 1991 году она держалась на Ельцине. Неслучайно, СПС энергетически сжался, редуцировался ко всего лишь одной политической точке, к точке сознания Чубайса, к снежному чувству, к снежному числу Чубайса.
Математический либерализм, в отличие от либерализмов политического, политико-экономического, культурно-философского, и даже поверхностного публицистического, является не только внешней формой некоторой книжной культуры, насаждаемой ее миссионерами, сталкерами, но является непосредственным опытом, сущностной формой обыденного сознания, опытом обживания бесконечного мира конечным сознанием посредством Языка. В качестве фундаментальной структуры человеческого обыденного сознания математический либерализм образует мир повседневности, как мир обыденного повседневного богодоказательства. Ибо Бог и есть совокупный принцип сознания, выделяющий сознание из потока мира, и в этом смысле он присутствует во всех актах сознания, есть повсюду для человека. Новое мышление не есть атеизм, это вступление человечества в иное отношение с богом, нежели абсолютная зависимость от него, как от первоисточника и перводвигателя. Когда эта абсолютная зависимость прекратилась, Ницше с испугу и ойкнул "Бог умер", а история человечества вскипела мировыми катаклизмами войн и революций, предваряющими переход от истории Нового времени к истории Нового бытия. На самом деле, Бог отошел в сторону, чтобы посмотреть выживет ли его детище, человечество, самостоятельно, и достойно ли оно будет вступить в божественный мир.
"Ненависть к Чубайсу" - это трансформационный страх обыденного сознания, узнающего свой собственный трансформационный посыл внутри себя. Целью всех реформ, неудачных по "результату", и, в особенности, ПРИВАТИЗАЦИИ, является, прежде всего, ИЗМЕНЕНИЕ СОЗНАНИЯ, РЕАЛИЗАЦИЯ ПРОЕКТА НОВОГО МЫШЛЕНИЯ. Мы пробежали экономические рецепты и событийные ряды экономического развития западного мира, не останавливаясь ни на одном из них, как вычислительная машина пробегает числовое поле.
НАС БОЛЕЕ ВСЕГО ИНТЕРЕСУЕТ САМ ПРОЦЕСС ВЫЧИСЛЕНИЯ, СУЩНОСТЬ И СТРУКТУРА ЭТОГО ПРОЦЕССА. НАС БОЛЕЕ ВСЕГО ИНТЕРЕСУЕТ САМ ВЫЧИСЛЯЮЩИЙ РАЗУМ. В ЭТОМ КОРЕНЬ "БЫТОВОГО" НЕУСПЕХА РЕФОРМ - МЫ ПРОСТО НЕ ЖЕЛАЕМ ЗАКРЕПЛЯТЬ В ГОРИЗОНТАЛЬНОМ СРЕЗЕ КАЖДУЮ НОВУЮ СТУПЕНЬ ДОСТИГНУТОГО СОСТОЯНИЯ ЭКОНОМИЧЕСКИ ИЗМЕНЕННОГО СОЗНАНИЯ.
МЫ СТРЕМИМСЯ СНАЧАЛА ВЗОЙТИ НА ВЕРШИНУ, ПРОБЕЖАТЬ ПО ВСЕМ СТУПЕНЬКАМ И ПЛАТИМ ЗА КАЖДОЕ НОВОЕ ВОСХОЖДЕНИЕ ЦЕНУ БЫТОВОГО НЕБЛАГОПОЛУЧИЯ, КОТОРОЕ ВОЗМОЖНО ТОЛЬКО НЕ КАК ПУТЬ ВВЕРХ, НО КАК ПУТЬ В СТОРОНУ ОТ ЛЕСТНИЦЫ, ВЕДУЩЕЙ ВВЕРХ, ПУТЬ НЕ ПО ВЕРТИКАЛИ, НО ПУТЬ ПО ГОРИЗОНТАЛИ.
ТАКОВ, ОДНАКО, ФУНДАМЕНТАЛЬНЫЙ ВЕКТОР СТРАТЕГИИ РУССКОГО ЯЗЫКА, КАК ПУТИ ВВЕРХ ПО ЛЕСТНИЦЕ СМЫСЛА.
Чубайс - это семиотическое, корневое гнездо трансформации, как РИТОРИЧЕСКОЙ ТРАНСФОРМАЦИИ.
На самом деле, это дело - Великое дело для России, когда действительно происходит, осуществляется не революция, но ТРАНСФОРМАЦИЯ, КАК ДЕЛО НЕВОЗМОЖНОЕ БЕЗ УЧАСТИЯ БОГА, ВНЕ ОСОЗНАННОГО ВЫБОРА И ПОСЛЕДОВАТЕЛЬНОГО ИСТОРИКО-ЭВОЛЮЦИОННОГО ИЗМЕНЕНИЯ ЖИЗНЕННОГО МИРА И ОПЫТА.