Дина повернулась к нему спиной, свернула на Лелькину улицу. Здесь ветер был тише. Он гулял где-то вверху по крышам, задирал на стареньком Лелькином доме листы железной кровли.

Окно в Лелькиной комнате было распахнуто настежь. Это было окно чудес. Лелька сроду выставляла на подоконник какие-нибудь необыкновенные вещи, чтобы прохожие смотрели и удивлялись. То положит на подоконник головку какого-нибудь чудо-одуванчика, выросшего у них во дворике, то выставит целую батарею "чертовых пальцев", найденных в песчаном карьере за Соколиной горой и похожих на маленькие снаряды.

Сегодня на подоконнике стояла обыкновенная бутылка с узким горлышком, а в бутылке - большой светло-зеленый огурец, неведомо как туда попавший.

Дина вошла в Лелькину квартиру не постучавшись. У Лельки двери днем никогда не запирались: в доме всегда были гости. И сегодня в кухне была какая-то женщина, незнакомая Дине, но очень похожая на Лельку.

– Вот дуреха!
– ругала женщина Лельку.
– Вот дуреха! Из платья сарафан сделала! Рукава откромсала и - сарафан! Вот дуреха!

– Дуреха!
– подтвердила Дина.

Лелька вскинула голову и ядовито спросила:

– Вещи принесла?

В квартире был беспорядок. Посреди комнаты на полу стоял огромный чемоданище: Лелька собиралась в путь-дорогу.

– Или, может быть, ты их в отдельный чемодан сложишь?
– продолжала Лелька.
– Тогда сама потащишь. Я за тебя надрываться не буду.

Она захлопнула чемоданище, потащила его к двери в соседнюю комнату, норовя по дороге пихнуть Дину локтем в живот. Когда ей не удалось это сделать, она пообещала:

– Я и тебе из твоего розового платья сарафан сделаю. Летом в Брыковке жарко.

– Вот дуреха!
– всплеснула руками женщина.

– А я, может, еще раздумаю насчет Брыковки, - небрежно проронила Дина.

– Выкуси!
– злорадно сказала Лелька, поставила чемоданище на стол, достала из кармана два розовых картонных билета и повертела их перед носом у Дины.
– Выкуси! Вот они! Плацкарты! На пятницу!

– Что же ты наделала, Лелька!
– воскликнула Дина с таким огорчением, что Лелька изумленно раскрыла рот, выпустила из рук крышку чемодана, и крышка прихлопнула ей пальцы.

– А что?..

Дина махнула рукой - теперь все пропало! Как будто бы она не хотела ехать в Брыковку потому, что ей там не нравится! Ей Брыковка до смерти нравится! Просто это несправедливо: она будет прохлаждаться в Брыковке, а Андрей пойдет работать на все лето на упаковку!.. Если бы эта упаковка ему нравилась! А то он ее терпеть не может! Неужели же людям непонятно: на упаковке работают одни девчонки, и он там будет один-единственный. Да он там совсем застесняется! Да разве можно Андрея к девчонкам на упаковку!..

– А что же теперь делать?
– спросила Лелька растерянно.
– Может, их еще можно сдать, билеты-то?

Она виновато моргала глазами и даже на прихлопнутые пальцы не обращала внимания.

– Сама теперь все расхлебывай, - добила ее Дина и пошла к двери.

Лелька бросилась следом за ней на крыльцо, во двор, на улицу.

– Я расхлебаю!.. Я его в кассу сдам! Ей-богу!.. А ты мой огурец видела? Бабушка из Брыковки прислала. Это я ее научила. Хочешь, и тебя научу! Давай разобьем бутылку, съедим, а?

Она шла позади Дины, не отставая ни на шаг. Это была первая победа, одержанная Диной в битве из-за Брыковки! Дина украдкой оглянулась на Лельку. Лелька шла за ней и отставать не собиралась.

"Идешь? Ну ладно, иди!
– злорадно подумала Дина.
– Сейчас заведу тебя куда-нибудь... в тридевятое царство".

Тридевятое царство подвернулось тут же. Оно начиналось там, где, уткнувшись в Соколиную гору, кончалась Динина улица.

Гора возвышалась над городом большой круглой шапкой. Это она дала городу имя - Желтая гора, если перевести это имя с татарского.

По знакомой тропинке, мимо мусульманского кладбища с рядком поржавевших полумесяцев над могильными холмами, Дина вышла к оврагу.

Вот он, старый знакомый! Протянулся глубокой извилистой трещиной почти от самой вершины горы, мимо нефтяных вышек, туда, где кирпичный завод вгрызался в подножие горы, откусывая от нее огромные ломти желтой глины, и уходил дальше, к Волге.

Стоп! Что-то увидела Дина там, на дне оврага.

Там, внизу, на берегу ручья, стояла группа мальчишек, человек пять-шесть.