В той же газете мы прочли, что в Самаре какой-то священник отказался приобщить привезенного из Маньчжурии умирающего от ран солдата по той причине, что на войне он убивал людей. Какой ужас должен был пережить этот несчастный верующий солдат, отдавший свою жизнь родине и вместо благодарности в минуту смерти выслушавший от духовного пастыря лишь слова осуждения! Какое впечатление должен был этот факт произвести на его товарищей!

Само собой понятно, в какой мере такое отношение общества влияло на армию.

Для примера я приведу выдержку из письма одного фейерверкера, командированного от артиллерии 3-го Сибирского корпуса в Москву. Вот что писал из бывшего "сердца России" этот развитой и честный солдат:

"Я жалею, что поехал сюда, я теперь так же злостно настроен ко всему окружающему, да оно и понятно: я хотя не выстрадал физически, но уже второй год страдаю материально, терпит и моя семья, и я вправе рассчитывать на сочувствие и уважение, но, к нашему горю, В.Ф., этого мы здесь не найдем... Бедные те наши братья-товарищи, которые свою жизнь положили за честь родины - их она не помянет, даже не признает, только где-либо в глуши деревенской, да в закоулке города молится и плачет мать, потерявшая сына, жена и дети хозяина, отца и кормильца, а родина кричит: к черту войну, война глупая, дурацкая, никуда не годная. Это, значит, глупцы и дураки и те, крестики которых одиноко рассеяны по сопкам и долинам Маньчжурии! В унисон им хочется кричать: к черту такая родина, к черту вы с вашей гадостью, безволием, тленью и вонью; хочется бежать подальше от такой родины..."

Вот еще отрывок из статьи одного боевого офицера, помещенной в "Русском Инвалиде":

"Шестнадцать месяцев тревог, волнений, страшных лишений, бесконечно ужасных, потрясающих картин войны, способных свести человека с ума; щемящее чувство боли от незаслуженных обид, оскорблений, потоков грязи, вылитых частью прессы на нашу армию, безропотно погибающую на полях Маньчжурии; оскорбление раненых офицеров на улицах Петербурга толпою; презрительное снисхождение нашей интеллигенции к жалким, потерпевшим по своей же глупости вернувшимся с войны - все это промелькнуло передо мной, оставив глубокий след какой-то горечи... Вы радовались нашим поражениям, рассчитывая, что они ведут вас к освободительным реформам. Вы систематически развращали прокламациями наших солдат, подрывая в них дисциплину и уважение к офицерам..."

Генерал-майор Е.И. Мартынов в своей работе не сгущал особо краски отношения российского общества к войне на далеком Дальнем Востоке. Время требовало перемен в государственной жизни, но на их пути стояла династия самодержцев Романовых, которые во все времена опирались прежде всего на армию.

...Неудачный ход войны все больше тревожил правящие круги России. 24 августа на совещании у императора Николая II принимается окончательное решение о посылке из Балтийского моря в помощь блокированной порт-артурской (1-й) Тихоокеанской эскадре 2-й Тихоокеанской эскадры. Решение, с учетом расстояния перехода корабельной армады и времени на него, оказалось запоздалым. Выход в море эскадры намечался в первой половине октября.

Об этом решении в северной столице России со скоростью передачи телеграфного сообщения стало известно в Токио. Как только завершилась Ляоянская операция, главнокомандующий императорскими сухопутными силами маршал Ивао Ояма получил высочайшее распоряжение перейти к обороне между реками Шахэ и Тайцзыхэ. От маршала Оямы требовалось в той ситуации одно оказать всяческое содействие осадной 3-й армии генерал-полковника Маресукэ Ноги в овладении крепостью Порт-Артур и уничтожении блокированной в его внутренней гавани русской броненосной эскадры.

Опасность соединения двух русских Тихоокеанских эскадр для воюющей страны Восходящего Солнца была настолько велика, что все подготовленные резервы, саперы, тяжелая артиллерия отправлялись с Японских островов только к Порт-Артуру. Осадная армия стала получать морем боеприпасы и продовольствие без всяких в ходе войны ограничений. Положение осажденной с моря и суши Порт-Артурской крепости резко ухудшилось. Известие об очередном отступлении Маньчжурской армии все дальше на север с болью отозвалось в сердцах защитников русской крепости.

Император Николай II и правительство потребовало от командующего Маньчжурской армией помощи осажденному Порт-Артуру. Царский наместник и главнокомандующий армией и флотом на Дальнем Востоке адмирал Е.И. Алексеев, в свою очередь, требовал недопущения отхода русской армии к самому Мукдену. Генералу от инфантерии А.Н. Куропаткину пришлось уступить этим требованиям, и он вознамерился перейти в наступление и овладеть только что оставленным правым берегом реки Тайцзыхэ.

19 сентября командующий отдал приказ по Маньчжурской армии, в котором он выразил свое решение захватить инициативу в войне. В приказе вспоминалось славное прошлое русского оружия, говорилось, что воевать за 10 тысяч верст от Родины тяжело, что все это будет преодолено, что царь ждет от своих воинов победы:

"Войска Маньчжурской армии, неизменно сильные духом, до сих пор не были достаточно сильны численно, чтобы разбить выставленные против них японские армии. Требовалось много времени, чтобы одолеть все препятствия и усилить действующую армию в такой мере, чтобы она с полным успехом могла выполнить возложенную на нее трудную, но почетную и славную задачу...

Проникнитесь все сознанием важности победы для России. В особенности помните, как нужна нам она, дабы скорее выручить наших братьев в Порт-Артуре, семь месяцев геройски отстаивающих вверенную их обороне крепость..."