Госден поставил ноги на кольцо под сиденьем своего стула, теперь сидел, как девушка, снова обхватив двумя ладонями стакан, упорно разглядывая его содержимое.

– - Как приятно сознавать, что вы внимательно слушаете меня, мистер Уизерби,-- сказал он.-- Люди с тех пор начали меня всячески избегать, все эти три года мои старые клиенты торопливо проходили мимо моего магазина, не заглядывая ко мне, старых друзей не оказывалось дома, когда я им звонил. Теперь я полагаюсь в своей торговле только на иностранцев и на общение только с ними. На Рождество я отослал анонимно сто долларов по почте одной женщине в Куинсе. Я поступил так под влиянием минуты, импульсивно, я долго не размышлял, не искал причин, может, во всем виноваты праздники... я даже хотел попросить приглашения на... эту церемонию казни в Оссининге, сегодня ночью. Я серьезно думал об этом, и, уверен, все можно было уладить. В конце концов, я передумал -- ничего хорошего от этого ожидать не приходилось, говорю вам честно. Ну и, вместо этого, я явился сюда в бар, чтобы выпить с Джиованни.-- Он улыбнулся ему через весь бар.-- Итальянцы,-- сказал, он,-такие нежные, такие чувствительные души. Ну а теперь мне на самом деле пора домой. Хотя я сплю очень плохо, все же из принципа не прибегаю к снотворному.-- Вытащив бумажник, он положил на стойку несколько банкнот.

– - Подождите еще немного, всего несколько минут,-- попросил его Джиованни.-- Сейчас я все здесь запру и провожу вас домой, открою вам дверь.

– - Ах,-- вздохнул Госден,-- будет очень любезно с твоей стороны, Джиованни. В такой тяжелый момент в моей жизни. Открыть мне дверь. Ведь я ужасно одинок. В конце концов, я уверен, что все образуется, и все со мной будет в порядке.

Уизерби слез со стула, сказал Джиованни:

– - Внесите, пожалуйста, в мой счет.-- Теперь и он мог идти.-- Спокойной ночи, Джиованни, спокойной ночи, мистер Госден.-- Он хотел сказать ему что-то еще, чтобы утешить, вселить в него надежду, но понимал: что бы он сейчас ему ни сказал, слова нисколько не облегчат его страданий.

– - Спокойной ночи,-- отозвался Госден теперь уже зычным, с придыханием голосом.-- Мне было приятно возобновить знакомство с вами, пусть и на столь короткое время. И прошу вас, передайте привет вашей супруге!

Уизерби вышел на улицу. В баре Джиованни запирал в шкафу свои бутылки, а Госден все еще медленно допивал свой стакан, уверенно сидя, словно на насесте, на высоком стуле.

На улице было темно, и Уизерби торопливо, большими шагами шел к своему дому, удерживая себя, чтобы не побежать. Он стремительно взлетел по лестнице, так как подниматься на лифте -- очень долго. Открыв металлическую дверь квартиры, увидел, что в спальне горит свет.

– - Это ты, дорогой?
– - услыхал он сонный голос жены.

– - Сейчас приду,-- крикнул Уизерби.-- Только запру дверь.

Он задвинул еще один засов, которым они никогда не пользовались, и только после этого со спокойной душой, не спеша, пошел, как обычно, в любую ночь, по ковру через темную гостиную.

Дороти лежала в кровати, рядом с ней на ночном столике горела лампа. На полу у кровати валялся журнал, который она, по-видимому, читала, ожидая его прихода. Она сонно улыбнулась ему.

– - Какая у тебя, однако, ленивая жена,-- сказала она, когда он начал раздеваться.

– - Я думал, что ты пошла в кино,-- сказал он.

– - Да, я ходила. Но там я все время клевала носом. Поэтому вернулась,-объяснила она.

– - Ты чего-нибудь хочешь? Может, принести тебе молока? Крекеры?

– - Ничего не хочу, только спать,-- сказала она. Повернувшись на спину, она подтянула к подбородку одеяло с простыней, ее распущенные волосы лежали на подушке. Он, надев пижаму, выключил свет, лег с ней рядом, положив голову ей на плечо.

– - Виски,-- сонно произнесла она.-- И почему только у людей столько предрассудков в отношении этого напитка? Какой восхитительный аромат. Ты хорошо поработал, дорогой?

– - Неплохо,-- ответил он, чувствуя прикосновение ее прохладных волос к лицу.

– - Угу,-- сказала она, засыпая.

Он лежал с открытыми глазами, нежно обняв ее, чутко прислушиваясь к приглушенным звукам, доносившимся до него снизу, с улицы. "Боже, храни нас от всевозможных несчастий,-- подумал он,-- и научи понимать истинную природу всех городских звуков вокруг нас".

ГОД НА ИЗУЧЕНИЕ ЯЗЫКА

– - La barbe!1 -- сказала Луиза.-- Как можно выносить такую вонь?
– - Она сидела на полу, сложив ноги и опершись спиной на книжную полку, от ее голых ступней, высовывавшихся из джинсов, дурно пахло потом. На нос она нацепила очки в тяжелой оправе из черепашьего панциря, которые всегда надевала при чтении, и, перелистывая страницы книги, лежащей на коленях, жевала миниатюрные пирожные эклер из маленькой коробки, стоявшей рядом с ней. Луиза вот уже год изучала французскую литературу в Сорбонне, но в данный момент читала "Гекльберри Финна" во французском переводе. Французская литература, признавалась она, производила на нее угнетающее впечатление, и она всегда скучала по пряному запаху вольной Миссисипи. Она приехала из Сент-Луиса, а на вечеринках от нее часто слышали, что Миссисипи -- это Богиня-Вода всей ее жизни. Роберта не вполне понимала, что она имела в виду, но в глубине души такое заявление производило на нее глубокое впечатление своей мистикой, свойственной сердцевине Американского континента, как и ее отчаянная смелость, объясняемая самообразованием. У нее, Роберты, насколько ей известно, никогда в жизни не было Матери-Воды.

Роберта сидела у мольберта посередине большой темной комнаты, в которой царил полный беспорядок. Они жили в ней вдвоем вот уже восемь месяцев с того времени, как приехали учиться в Париж. Роберта работала над длинным полотном для парижских витрин, стараясь преодолеть влияния Шагала, Пикассо и Жоана Миро1, и все эти влияния овладевали ею, сбивая с толка, в различные периоды одного только месяца. Ей было всего девятнадцать лет, и она страшно волновалась из-за своей восприимчивости других стилей живописи и других художников, и поэтому всегда старалась смотреть другие картины как можно реже.