–  Ну, стрелки, кажись, сегодня вам будет работа. Внимательно смотрите за воздухом, снаряды экономьте и зря не стреляйте! Чорт знает, сколько их может налететь, а нас-то маловато, мы одни, и надеяться нам не на кого, сказал, как всегда спокойно, Водопьянов.

–  Ничего, не беспокойтесь, товарищ командир, будет всё в порядке, ответили разом стрелки.

А центральный башенный пушкарь, наш красавец старшина Секунов, добавил:

–  Снарядов на всех хватит, пускай только налетят, всех угостим!

Появилась узкая блестящая лента Оки. Наш курс идёт параллельно реке, и там, где Ока делает крутой поворот, уходя на юг, там в углу - цель нашего полёта, оттуда немцы собираются сделать бросок на Москву. Чтобы помешать их злому замыслу, мы во что бы то ни стало должны сбросить свои большие бомбы в указанные приказом места.

Где-то под нами должна проходить линия фронта. В действительности же никакой "линии" нет. Только в прошлых войнах окопы, тянувшиеся на десятки километров, являли собой подобие геометрической линии. "Линия" фронта - это дым, пожары, огни, стрельба. По этим признакам с высоты определяется, что внизу идёт война.

В ночном полёте линия фронта огнями ракет и перестрелок вырисовывается яснее. При проходе над ней экипаж как-то настораживается.

Здесь же днём для большинства экипажа момент пролёта линии фронта прошёл даже незаметно, и только радист Богданов, отстукивая очередную радиограмму, сообщил: "Прошли линию фронта - всё в порядке".

На основании этой радиограммы полковник Лебедев выпустил самолёт лётчика Пусэпа.

Получив сообщение, что еще один корабль поднялся в воздух и идет на эту же цель, мы еще больше приободрились. Пусть он еще далеко от нас, пусть мы его не увидим, но всё же мы уже не были одни. И мы почувствовали себя так, точно нас не два самолета, а очень много, целая армия, и если даже в воздухе мы друг другу ничем не поможем, зато на земле неприятностей немцам наделаем достаточно.

Высота 7000 метров. Тяжело нагружённый корабль лениво, с трудом набирает метр за метром. Хоть высота у нас солидная, но небо-то безоблачное и воздух прозрачен... Мы видим отчётливо землю, и нас земля видит. И кажется нам, что мы всё ещё очень низко летим, и хочется "на всякий случай", про запас забраться чуть повыше на сотню-другую метров.

В углу, образованном рекой, отчётливо виден город. Пока всё спокойно и на земле, и возле нас, и внутри нас.

С северо-востока и северо-запада к городу подходят узкие нити железных дорог. Возле Северного вокзала обе дороги сходятся вместе. Вокзал - цель номер один. Цель номер два - сосредоточенные на одной из площадей города танковые колонны, эту цель нам ещё предстоит обнаружить.

Ну, что ж, начнём по порядку, с цели номер один...

Пока что в воздухе не видно тех истребителей, которые, по уверениям некоторых наших товарищей, обязательно должны нас сбить. Не видно и вспышек от стрельбы зенитной артиллерии, каждый снаряд которой, по заявлениям тех же "специалистов", должен обязательно попасть в наш самолёт.

Возле нас всё спокойно. Но какое-то ненормальное это спокойствие... Должно же ведь начаться если не то, так другое, а то и всё сразу. Уж началось бы скорее, что ли! Яснее будет и проще. Что же фрицы там внизу думают?

Поражённые или возмущённые нахальством экипажа, прилетевшего днём, в ясную погоду, без прикрытия на сильно защищённый пункт, немцы решили проучить нас основательно. Не открывая огня из боязни, что мы уйдём от них раньше времени, впустив нас в самый центр своей противовоздушной обороны, они решили зажать нас в тиски и свалить с первых же залпов.

На большой высоте скорость не чувствуется. Кажется, что висим на месте. Медленно наползает под нами город.

–  Лётчики, доверните немного вправо.

–  Саша, какую цель будем бомбить первую? - спрашивает Водопьянов.

–  На вокзал идём, а оттуда развернётесь влево и пройдёте на юг через город. Да держите же машину поровнее!

–  Да ты, Саша, не торопись, целься как следует, мы можем ещё раз зайти.

Через стёклышки прицела вижу медленно подплывающую цель. Правая рука устанавливает на приборе половину серии всех наших бомб. Переношу руку на рукоятку. Дёргаю. С шумом открываются бомболюки. По самолёту загудел сквозной ветер.

В однообразный привычный шум моторов врезался посторонний короткий и сильный звук, похожий на треск дерева. Запахло порохом и дымом. Вокруг самолёта образовалось густое чёрное облако от дыма зенитных разрывов. Над головой что-то треснуло, засвистело и рядом шлёпнулось. В телефонах слышно, как кто-то застонал. Кто-то крикнул: "Пожар, горим".

Перевожу ручку прибора на всю серию бомб и быстро большим пальцем накрываю боевую кнопку. Вижу, как цель, качаясь, плывёт в сторону, слева. Кто-то крикнул: "Надо от бомб освободиться!"