Среди придворных кто-то торжествующе закричал, когда в воздухе над головами появились призрачные очертания огромного зеленого дракона. Чудовище распростерло крылья и разинуло пасть, готовое схватить медленно продвигающегося внизу коронеля.

Старим вызвал дракона и теперь упорно сражался со стражей, что мешала ему облечь плотью крылатого монстра с мерцающими и темнеющими очертаниями. Эл и Накасия видели лишь шею дракона, которая так и тянулась к старому эльфу в белых одеждах.

Митантар произнес два непонятных слова, спокойно и отчетливо, и мерцающие молнии и дымы магии коронеля, которыми тот прорубал себе дорогу, неожиданно развернулись над головой Элтаргрима и потекли прямо в огромную утробу дракона.

Последовавший за этим взрыв разрушил крышу палаты и свалил одну из ее могучих колонн.

Пыль кружилась и плавала. Со всех сторон кричали эльфы. Магическое сияние, которое давало свет просторной Палате Суда, неожиданно погасло.

Во внезапно наступившей темноте Эльминстер и Накасия, все еще в объятиях друг друга, опустились на пол, продолжая чихать и кашлять.

Теперь оставался только один устойчивый источник света: пустой трон коронеля, плавающий над пылающим Водоемом Памяти.

Молнии протягивали к нему когтистые лапы, но терпели неудачу и рушились вокруг него. Тело какой-то несчастной эльфийской леди было отброшено на окровавленные обломки возле трона. Потом оно, как тряпичная кукла, скатилось в Водоем, и сияние воды вдруг стало алым.

Палата Суда снова покачнулась. Новый взрыв с треском уничтожил гобелены на восточной стене и погубил несколько эльфов.

– Стоп! – раздался в темноте чей-то резкий голос. – Это слишком далеко заходит.

Наконец-то появилась Сиринши!

Внезапный свет загорелся среди тьмы и пыли. Золотистые сияющие пылинки разлетелись с раскрытой ладони волшебницы, которая казалась ростом не выше ребенка. Теперь Палата Суда освещалась не только вспышками заклинании, блеском стали клинка в руках коронеля и язычками пламени, скачущими по гобеленам тут и там.:

Как утренний восход солнца, свет вернулся на арену сражения.

И взорам предстало поле великой битвы в Палате Суда. Везде лежали разбросанные тела, пыль стояла столбом, но все же сквозь дыры в сводчатой кровле зала можно было разглядеть небо.

Огромные обломки поваленной колонны лежали или до сих пор кувыркались за плавающим троном. Повсюду текли темные реки крови.

Эльфы все еще сражались друг с другом. Арматоры отбивались от магов и придворных дома Старима. Вспыхивали звенящие клинки, раздавались проклятия, мигали кольца магии, и взрывались небольшие заклинания.

Сиринши плавала перед троном, вызывая свет, все еще струящийся с ее крошечной ладони. Молнии играли на кончиках пальцев ее другой руки и слетали, чтобы перехватить воющие и рычащие над замусоренным полом Палаты Суда заклинания, которые она считала слишком опасными.

Когда Накасия и Эл поднялись на ноги и опять бросились друг другу в объятия, они увидели, как что-то сверкнуло в руках их бывшего мастера.

Маска выхватил откуда-то двуручный меч, багровые молнии забегали вверх и вниз по лезвию. Когда коронель прорубился сквозь строй слуг Старима и встал перед спикером, в лице мага уже не было отчаяния.

Лломбаэрт Старим, прищурившись, оглядел человека и полуэльфа, обнимавших друг друга, и согнул руку.

Эл вдруг почувствовал, как напряглись его мускулы.

– Нет! – с отчаянием закричал Эльминстер, когда Маска выдернул его из объятий Накасии и поднял руку, чтобы сотворить заклинание.

Поскольку в этот момент глаза Маски были устремлены на Сиринши, Эл выкрикнул:

– Накасия! Помоги мне! Останови меня!

Мозг Эла пылал магией, потому что теперь Маска копался в нем, отыскивая одно, особенное заклинание. И с удовлетворением нашел его.

Это было магия, при помощи которой можно было вырвать клинок из чьих угодно рук и отправить его в любую цель по желанию заклинателя.