– Ну-ка, скатерть-самобранка, чудеса творящая, накорми-напои, враз исполни волю мою!
– дурным загробным голосом простонал человечек, совершая пассы, как во время заплыва брассом, сложенными лодочкой пятернями. А потом, обернувшись к Семибратову, снисходительно осведомился: Заправляться-то чем будете?

– Мне много не надо, - усмехнулся Василий.
– Чайку, если можно, ну и пончиков с пяток. Озяб я что-то.

– И отлично!
– вскричал человечек, как будто именно вот это и рассчитывал услышать.
– За работу, родимая, ну-ка! Давай не скупись!

И разом что-то стукнуло, негромко звякнуло, будто лопнула струна на расстроенной мандолине, повалил неведомо откуда дым, а когда над скатертью разъяснилось, увидал Семибратов, к своему великому удивлению, и вправду чашку с душистым чаем и блюдечко с пятью пончиками, покрытыми волнующей хрустящей корочкой.

– Батюшки!
– только и смог прошептать Семибратов и на всякий случай, как водится, протер глаза, но видение не исчезало.
– Неужели и впрямь?

– Да вы пейте чаек-то - остынет, - заметил человечек.
– Я же говорил: обмана никакого.

Семибратов недоверчиво надкусил пончик, прожевал, затем пригубил чашку и сладостно зажмурился.

Через минуту он только облизывался и с сожалением глядел на опустевшую скатерть.

– Н-да, - сказал он после некоторого размышления, - тут, пожалуй, все честно. Впрочем, чай да пончики - эка невидаль! Вот был бы, положим, кокосовый орех или шашлык по-кавказски, или индейка с черносливом... Вот тогда - да! А так, по мелочам - даже как-то и неинтересно...

– Ладно, - согласился человечек.
– Это можно. Ну-ка, скатерть!

Семибратов и глазом моргнуть не успел, как все его заветные мечты вдруг материализовались и лакомо застыли в двух шагах от него.

– Ну так что, браток, берешь или нет?

– Беру!
– решительно сказал Василий Семибратов, предчувствуя, как завистливо зашепчутся приглашенные на сегодня гости.
– Сколько?

– Двадцать пять.

"С ума сойти! Задаром ведь отдает!" - восторженно подумал Семибратов, отсчитывая деньги, но потом вдруг остановился и строго глянул на своего благодетеля.

– А откуда у вас скатерка-то эта?

Человечек будто только и дожидался подобного вопроса. Он состроил глуповатую гримасу и простецки ухмыльнулся, пожав плечами.

– Не информирован. Да и не интересовался. Давно она у меня. А вот откуда - шут ее знает.

"Врет, подлец!
– обрадованно подумал Семибратов.
– За версту видно, что врет. Ну да ладно, пусть хоть украл - меня это нынче не касается. Ведь главное - такая вещь!.. Ай да Семибратов!"

– Но всю эту снедь... Во что сложить?

– Не извольте беспокоиться, - ободрил человечек.
– Сгинь все! повелительно вскричал он.
– Обелись)

Мигом на скатерти ничего не осталось.

– Ну, с богом, - сказал человечек, ласково сворачивая скатерть.
– Желаю счастливо отпраздновать. Только учтите: вещь тонкая, приятственного обращения требует. Без перегибов и нажима. С наступающим!

Он передал сверток Семибратову и, весь передернувшись, разом исчез.

– С наступающим, - эхом отозвался в пустоту Семибратов и скатерть на всякий случай спрятал за пазуху.

Он выбрался из закоулка, несколько секунд глядел на витрины, прислушивался к выкрикам, несшимся отовсюду, и вдруг диковато хохотнул и показал всем язык - мол, знайте наших!
– а затем пошел расталкивать толпу.

Он выскочил на площадь, крутанул в переулок и полетел не чуя ног домой.

Дорога дальняя; конечно, можно на трамвае или - коли шиковать по-крупному, с размахом, безоглядно, в соответствии с моментом - на такси, но слов нет, до чего хотелось Семибратову подольше чувствовать себя единственным владельцем эдакого чуда, и потому он выбрал пеший ход, лишь временами останавливаясь у какой-нибудь глухой подворотни - тогда скатерть, повинуясь его воле, разворачивалась, распрямлялась, извлеченная на мороз, и, точно по волшебству?
– а может, и впрямь по волшебству? возникали на ней стопочки с различными наливками и ломтики лимонов - их Семибратов со знанием дела отправлял в желудок, крякая и причмокивая всякий раз, и только после этого, с тихой радостью на душе, отправлялся дальше.

И по мере того, как приближался он к своему дому, в голове его созревала удивительно простая, но вместе с тем значительная мысль, вернее, целый праздничный набор мыслей, в чем-то одинаковых и следующих неотступно одна за другой:

"Ну, уж теперь я точно заживу по-человечески. Бесплатный стол, понимаете ли, пей-ешь чего душа пожелает! Сказка!.. Денег останется куча! Тут-то я и телевизор, наконец, цветной куплю, японский - видео с порнухой!
– и магнитофон хороший, импортный конечно, и костюмов себе нашью - на каждый день по костюму, и квартиру новой мебелью обставлю, да не какой-нибудь, а все импортной опять же, наимоднейшей, в кооператив блатной вступлю, чтоб было комнат пять-шесть, книги у барыги подберу толковые, ковры кругом настелю - пусть все видят, что и мы не лыком шиты! с ускорением живем, по перестройке!
– и картины по стенам развешу, а жене я шубу куплю соболиную, броши всякие, колечки да браслеты, а там, глядишь, и на автомобиль поднакопится - эх, вот красота начнется, все от зависти лопнут, только и разговоров будет: "О, Семибратов не простак, живет умеючи, законно, ему палец в рот не клади!
– а все почему?
– да потому, что скатерть-самобранка у него есть, чудо, жар-птицу в руках своих держит, заработал, понимаете ли, заслужил!.."