Шрифт:
Бернстейн хрипло засмеялся:
– Ты слишком большой, Джим. Я никак не смог бы промахнуться - так в чем же тогда спор? Кроме того, жестоко стрелять в сидячих уток.
В тот же вечер в конце ноября 1998 года Бернстейн в последний раз заглянул в квартиру Барретта. Хауксбилль тоже нанес еще один визит, только тремя месяцами позже.
–  Вы слышали что-нибудь о Джеке?
–  спросил его Барретт. 
– Джекоб, вот как он теперь себя называет. Джекоб Бернстейн.
– Ему всегда было ненавистно это имя. Он хранил это в тайне.
Хауксбилль улыбнулся:
– В этом-то и вся загвоздка. Когда я встретил его и назвал Джеком, он объяснил мне, что его имя Джекоб. Прозвучало это весьма резко.
– Я не виделся с ним после того ноябрьского вечера. Чем он теперь занимается?
– Вы что, ничего не слышали?
– Нет, - ответил Барретт, - что-нибудь такое, что мне следует знать?
–  Пожалуй, - сказал Хауксбилль и издал тихий смешок.
–  У Джекоба теперь новая работа, и он, скорее всего, больше не станет общаться вне своей работы с лидерами Фронта. А по роду своей работы - возможно. 
–  Какова же эта его новая работа?
–  с тревогой в голосе спросил Барретт. 
Хауксбилль, казалось, получал удовольствие, рассказывая об этом.
– Он теперь следователь в полиции правительства. Эта работа вполне соответствует его наклонностям, разве не так? Он, наверное, добьется выдающихся успехов в этом деле.
12
Рыбаки вернулись в лагерь чуть позже полудня. Барретт увидел, что ялик Рудигера до краев полон добычи, а Ханн, выходя на берег с руками, полными трилобитов, выглядел загорелым и очень довольным собой.
Барретт пошел посмотреть на улов. Рудигер был в прекрасном настроении и говорил без умолку. Он поднял какого-то ярко-красного рака, возможно, прапращура всех сваренных омаров, если не считать, что у него не было передней клешни, а там, где должен быть хвост, торчал зловещий трезубец. Он был более полутора метров длиной и совершенно безобразный.
–  Новые виды!
–  ликуя, прокричал Рудигер.
–  Ничего подобного нет ни в одном музее. Боже, как я хотел бы положить его в такое место, где его могли бы когда-нибудь найти. Может быть, на вершину какой-нибудь горы. 
–  Если бы его можно было найти, это давно бы сделали, - напомнил ему Барретт.
–  Какой-нибудь палеонтолог двадцатого столетия раскопал бы его и выставил на обозрение, и ты об этом бы знал, Мэл. 
–  Именно это меня и заинтересовало, - сказал Ханн.
–  Почему же никто там, наверху, не раскопал остатки лагеря "Хауксбилль"? Разве их не беспокоит, что какой-нибудь из прежних охотников за ископаемыми может найти их в кембрийских слоях и поднять шум на весь мир? Скажем, один из охотников за костями динозавров в девятнадцатом веке? Какой это было бы сенсацией, если бы в слое еще до динозавров нашлись хижины и человеческие кости? 
Барретт покачал головой:
– Никто из палеонтологов с самого возникновения науки до закладки этого лагеря в 2005 году не раскопал его. Так это и вошло в анналы науки этого не произошло, так что нет причин для беспокойства. А если лагерь откопают после 2005 года, то всем уже известно о его существовании в кембрии. Так что здесь нет никакого парадокса.
– Кроме того, - грустно произнес Рудигер, - через миллиард лет эта скалистая гряда окажется на дне Атлантического океана, а поверх нее несколько километров осадочных пород. Нет никакой надежды, что нас найдут. Или на то, что когда-нибудь оттуда, сверху кто-нибудь увидит этого молодца, которого я сегодня поймал. Я сам не позволю, чтобы это произошло, рассеку для изучения его анатомии. Для них он потерян.
–  Но вы сожалеете о том, что этот вид так и останется неизвестным для науки, - сказал Ханн.
–  Для науки двадцать первого века. 
–  Конечно же, сожалею. Но разве я в этом виноват? Наука все-таки знает о существовании этого вида. Я представляю науку. Я ведущий палеонтолог этой эпохи. Но я не могу опубликовать сообщение о своей находке в профессиональном журнале.
–  Он нахмурился и побрел прочь, не выпуская из рук огромного красного рака. 
Ханн и Барретт переглянулись. Это был естественный взаимный ответ на ворчливую вспышку Рудигера. Но тут же улыбка сошла с лица Барретта.
"...термиты... один хороший толчок... лечение..."
–  Что-нибудь не так?
–  спросил Ханн. 
– Что?
– Вы как-то неожиданно поникли...
–  Это дала о себе знать нога, - ответил Барретт.
–  Такое у меня нередко бывает, чтоб вы знали, Ханн. Вот так. Я могу помочь перенести этих зверей. Сегодня вечером у нас будет свежий суп из трилобитов. 
Они начали подниматься по ступеням к лагерю. Неожиданно откуда-то сверху послышался дикий крик. Это кричал Квесада.