Каждьш день здесь делают ученья, ибо ожидают приезда государя в Еленчик{*11}. Признаюсь, что здесь такая смертельная скука, что если придется долго стоять, то можно с ума сойти.

Прошедшую ночь черкесы, человек около 10-ти, прорвались через Кубань и в двух станциях от Екатеринодара напали на партию рекрут, которые, не будучи вооружены, спаслись бегством в лес. Остались защищаться только два старых солдата, из коих одного, ранив, увели с собою, а другому нанесли несколько ударов шашкою в голову, одним словом, изрубив его совершенно и полагая, что он мертв, оставили его и препокойно переправились на левый берег реки Кубани. Пока черноморцы решились их преследовать, они были уже вне опасности - вот каково черноморцы содержат кордон. Люблю предприимчивость черкес и ненавижу оплошность черноморцев!

Этот бедный солдат - я его сегодня видел - привезен в здешний лазарет, лежит в палатке, это полуживой мертвец, я не имел твердости духу долго на него смотреть: он весь в перевязках, в особенности же голова и лицо; его колотит сильная лихорадка, и, кажется, сегодняшний вечер прекратит его мучения.

1 мая. Весь Петербург теперь в Екатерингофе, но и у нас не без веселий: в одном конце лагеря гремит тенгинская музыка из оперы "Фенеллы",{21} а в других поют песельники. Этот лагерь совершенно военный: палатки раскинуты в беспорядке, линеек здесь нет, у людей поделаны шалаши, кругом стоит цепь и караулы, лагерь примыкает к Кубани. На правом фланге тенгинцы, потом навагинцы, далее кабардинцы и казаки, лошади привязаны к кольям, музыка, песельники, и в разных концах пальба в цель.

2 мая. Посреди неимоверных трудностей бывают иногда приятные минуты, самое воспоминание происшедшего доставляет нам уже некоторое удовольствие: я живу теперь в палатке и счастлив уже тем, что не мочит меня дождь, который эту ночь не переставал. Из палатки виднеются Кавказские горы, вершины коих касаются небес - прелестный вид, но как грустно, как скучно при мысли, что должен остаться здесь еще почти целый год. Бедный Стандершельд очень заболел: у него горячка, он отправился вчера в город Екатеринодар.

3 мая. Ученья здесь два раза в день, начинается шереножным, потом поротно, побатальонно, полковое и, наконец, дивизионное.

На ученье сегодня утром был странный случай: барабанщик Тенгинского полка, не доходя начальника на 20 шагов, вдруг упал и на месте умер, будучи перед этим совершенно здоров.

Баранковые кивера здешние называются папахами.(...)

5 мая. Сегодня приехал в лагерь генерал-лейтенант Вельяминов Алексей Александрович и остановился в крепости по сю сторону Кубани.

6 мая. Получил от Аршеневского{22} письмо, он благодарит меня за присылку ему денег и больше ничего. Не понимаю, что бы значило, что от брата Петра не получаю до сих пор ни письма, ни денег.

7 мая. В воскресение, говорят, мы выступим, но я нимало не пожалею, если останемся подолее, ибо хотя и скучновато, но в палатке покойно и между добрыми товарищами часто забываешь скуку: каждый вечер гренадеры поют, а иногда целая рота пляшет журавля, черноморский танец.

8 мая. В 10 часов утра Вельяминов объезжал лагерь, войска построены были поротно в батальонных колоннах (солдаты - в шинелях и фуражках, а офицеры - в сертуках, фуражках и шашках). Впереди Вельяминова ехали три линейца, потом он со свитой и сзади конвой, состоящий из 50-ти линейских казаков. Костюм их мне очень нравится: они одеты и вооружены совершенно как черкесы, а ловкостью и искусством в бою много превосходят самих черкес, одежда их легка и удобна как для конных, так и для пеших, многие из них "на всем скаку лошади поднимают с земли целковый", они рослы и хорошо сложены.

С каким удовольствием выпросил я у майора прочесть "Военный инвалид",{23} надеясь начитать произведенными кого-нибудь из моих товарищей, и что ж нашел: лейб-гвардии Драгунского полка штабс-капитан Горбачев{24} переводится лейб-гвардии в Уланский полк с переименованием в штабс-ротмистры (10 апреля 1837). Вот тебе, бабушка, и Юрьев день, бедный Майков{25} засел первым, а пора бы ему в штабс-ротмистры; но производство на Святой неделе до наших гор еще не долетело, а любопытно бы было знать, как производство, так, может быть, получили награды наши закавказские герои.

Теперь ужасная суматоха в лагере: все думают, что завтра выступим, и потому все укладываются, но о выступлении никто еще наверное не знает. Вельяминов никогда не предупреждает о выступлении, ибо это такого роду война, что надобно все делать сюрпризом, дабы черкесы не знали о нашем походе.

9 мая. В 6-м часу утра выступили из Ольгинского следующим порядком: в авангарде и арьергарде - кабардинцы, в правой цепи - навагинцы и в левой тенгинцы. Мы шли по неизвестной дороге, где еще русские никогда не были, по направлению к Великолагерному посту (на нашей стороне реки Кубани); нашим вожатаем был лазутчик-черкес. Прошедши 2 2 версты и 138 саженей, расположились на ночлег, мой батальон и 2-й шли в колонне, перестрелки походом никакой не было, и даже не видели черкес. В 9 часов вечера наш батальон, 4 орудия и еще 2 батальона, тенгинский и Кабардинский, выступили для занятия позиции и поправки мосту, мы шли очень скоро и услышали черкесские выстрелы (их сигналы), доходя до речки Цембы, где и расположились; по приходе кабардинцы убили одного черкеса, подкрадывавшегося к нашей цепи, тело коего осталось у нас. Отряд наш был под командой полковника Ольшевского.{26}

10 мая. На рассвете первый выстрел убил наповал унтер-офицера Тенгинского полка, находившегося в цепи, пуля хватила его прямо в лоб. Потом пошла небольшая перестрелка в цепи, все утро мы перестреливались и в 11-м часу услышали по пушечным и, наконец, ружейным выстрелам приближение нашего отряда, для которого уже выстроили мы мост через небольшую, но очень топкую речку; нам подали сигнал, чтобы не стрелять. По соединении отряда дело завязалось посурьезнее: сапсуги{*12} напирали на нас со всех сторон. Мы находились около аула на площадце, окруженной со всех сторон лесом - место для черкес очень выгодное. После сильной перестрелки, продолжавшейся около 5-ти часов, мы преодолели все трудности и наконец вышли из Цембейского лесу (у реки Цембы), потеряв несколько убитыми и ранеными. Ретирада была сделана чудесно под командою полковника Ольшевского после нескольких выстрелов из орудий, поставленных en chiqui{*13}, ак что когда одно орудие ретировалось, то другое встречало неприятеля, мы ретировались бегом, без всякого урона. Черкесы дрались сегодня отчаянно (в сборе их было до 1000 человек), они раз 5 кидались на шашки; потеря с нашей стороны состоит из 128 раненых и 9 убитых, в числе коих ранен командир Тенгинского полка полковник Кашутин{27} в бок к спинному хрящу(...){}an>; но с их стороны потеря должна быть тоже немаловажна. (...) Им беспрестанно посылали в гостинцы ядра, что их более и удерживало, особенно при отступлении. Вышедши из лесу, сожгли аул, находившийся по опушке, и пошли по дороге к Абину, перестреливались очень мало, ибо черкесы разъезжали лишь около своих аулов, которых здесь, по опушке, очень много.