— Карю он нигде не нашел.

— Он заходил к нему в отель?

— Полагаю, что да.

— Значит, он был в клубе «Ангэн». Нора большая любительница рулетки. В прошлом году в Канне он оставил ее одну в казино, а когда вернулся, обнаружил, что она успела заложить свои драгоценности. Еще пива? А может, портвейна?

Предпочитаю пиво. А ты, Лапуэнт?

— Мне бы портвейна, — пробормотал тот краснея.

— Можно позвонить?

— Телефон в глубине зала, налево. Сейчас дам вам жетоны.

Он взял из кассы пригоршню жетонов и, не считая, протянул Мегрэ. Мегрэ подошел к телефону и набрал номер.

— Кабинет инспекторов? Кто у телефона? Торранс? Ничего нового? Он по-прежнему в «Аисте»? Спит? Ты теперь сменишь Жанвье. Ладно, старина, спокойной ночи. Все-таки присматривай. Проснется, бог знает, что может взбрести ему в голову. Ты можешь позвонить в речную бригаду? Надо бы завтра утром направить водолазов к мосту Бир-Акем. Метрах в сорока вверх по течению должен быть пистолет, брошенный с берега. Скажи, что звонишь от моего имени.

Он повесил трубку и набрал номер лаборатории.

— Мерс? Вы меня разыскивали? Нашли пулю в стене? Как? Вероятно, шесть тридцать пять? Пошлите ее Гастин-Ренетту. [4] Возможно, завтра у нас уже будет оружие. А отпечатки? Я так и предполагал. Везде понемногу. Это меня не удивляет, там не часто убирали. Спасибо, Мерс. До завтра!

Франсуа Рикен, обессиленный, спал в маленьком гостиничном номере на острове Сен-Луи, а Мегрэ собирался отведать вкусную рыбу по-фурасски в ресторане, где молодая пара часто встречалась со своей компанией.

Выйдя из телефонной кабины, он не мог сдержать улыбки при виде, как Фернанда оживленно разговаривала с Лапуэнтом, а тот не знал, как с ней держаться.

Странный это был вечер, полный взглядов украдкой, перешептываний, беспорядочных хождений в тесном зале ресторанчика «У старого виноградаря» при розовом свете ламп.

Около входной двери в небольшой нише за двухместным столиком расположились Мегрэ и Лапуэнт.

— Именно здесь сидели Рикен и Софи, если они бывали вдвоем, — сказал Боб.

Лапуэнт сидел спиной к залу и иногда, когда комиссар подавал ему знаки, что происходит что-то интересное, как можно более незаметно поворачивал голову.

Уха была вкусной, к ней подавали сухое шарантское вино, которое редко бывает в продаже: из этого сухого и терпкого вина готовят коньяк.

Бывший каскадер держался как хозяин заведения, встречал клиентов у входа, как своих личных гостей. Он обменивался с ними шутками, целовал дамам руки, провожал до столиков, вручал посетителям меню.

Почти каждый раз после этого он возвращался к Мегрэ.

— Архитектор с женой… Они приходят по пятницам, иногда с сыном-студентом, он изучает право…

После архитектора пришли двое врачей с женами, тоже завсегдатаи, и заняли четырехместный столик. Одного из врачей вскоре вызвали к телефону, и после разговора он забрал из гардероба свой чемоданчик и ушел, извинившись перед спутниками.

Скульптор Маки с аппетитом ужинал в одиночестве и вопреки правилам хорошего тона.

В половине девятого появился темноволосый юноша болезненного вида и поздоровался с Маки за руку. Но сел он не за его столик, а устроился на диванчике, разложив перед собой какой-то текст, напечатанный на ротапринте.

— Это Драмен… — объявил Боб. — У него привычка работать во время еды. Это его последний сценарий, который пришлось переделывать три или четыре раза.

Большинство посетителей были знакомы между собой, по крайней мере с виду, и приветствовали друг друга легкими поклонами.

Мегрэ обернулся и увидел Карю. И, разумеется, Нору, которую трудно было не заметить. В этот вечер она была одета не в парчовые брюки, как в прошлый раз, а в прозрачное облегающее платье, настолько прозрачное и облегающее, что казалась обнаженной.

На отбеленном, словно у Пьеро, лице выделялись только угольно-черные глаза и веки, покрытые переливающимися на свету блестками.

В ее взгляде, манере держаться, во всем ее облике было что-то потустороннее: это впечатление особенно усиливалось жизненной силой и здоровьем, которые излучал всегда улыбающийся Карю.

Пока Нора шла за Бобом к столику, Карю пожимал руки Маки, Драмену, врачу и его двум дамам.

Когда, наконец, он добрался до места, Боб наклонился к нему и произнес несколько слов. Взгляд продюсера искал Мегрэ и с любопытством на нем задержался. Можно было предположить, что он встанет, чтобы пожать руку и комиссару, но он принялся изучать меню, которое ему услужливо вручили, и обсуждать его с Норой. Когда Боб подошел к Мегрэ, тот спросил: