Шрифт:
При этих словах он настежь распахнул окно, выбил трубку о каблук и стал набивать ее табаком.
Воцарилось молчание. Можно было подумать, что девушка, как и комиссар, что-то ждала. Мегрэ нервно ходил по балкону, затем перегнулся через ограду, чтобы лучше видеть улицу, и передернул плечами, как человек, теряющий терпение.
Дело дошло до того, что он процедил сквозь зубы:
— Ну и кретин!
Внезапно он застыл на одном месте, вглядываясь в улицу. Мадемуазель Берта была готова в любую минуту встать, несмотря на свою слабость. Сиделка наблюдала за ними обоими, спрашивая себя, что все это значит. Она была готова думать, что они немного сошли с ума.
— Однако на углу улицы расположено метро… — вздохнул Мегрэ. — А остановка автобуса находится в пятидесяти метрах!.. К тому же такси ездит в поисках клиентов… И что тогда?..
На этот раз мадемуазель Берта не удержалась и задала вопрос:
— Он уехал?
А он угрюмо ответил:
— Во всяком случае, он к этому стремится!.. Можно подумать, что он был привязан резинкой… Одним словом…
— Автобус?
— Метро…
И Мегрэ вернулся в комнату, прошел на кухню, чтобы взять бутылку белого вина, и вздохнул, наливая себе стакан:
— Если бы оно было вдобавок сухим!
Мадемуазель Берта безудержно плакала. Она плакала, как говорится, горючими слезами, а сиделка пыталась ее утешить:
— Успокойтесь, мадемуазель… Вам сделается плохо…
Уверяю вас, ваша рана неопасна. Не надо грустить…
— Дура! — проворчал Мегрэ.
Ибо эта гусыня-сиделка не поняла, что из глаз мадемуазель Берты исступленно текли слезы радости, в то время как солнечный лучик играл на ее простыне.
4
Когда пришел доктор, Мегрэ взял свою шляпу и ушел, не сказав ни слова. Но квартал он не покинул. Беззаботно, словно последний бездельник, он вошел в кафе «Занзибар», откуда немного погодя он увидел, как его племянник шел устраивать тщательный допрос мадемуазель Берте.
Вдруг появился малыш Луи. Увидев комиссара, он попытался было сбежать, но тот успел к нему обратиться:
— Я пришел взять реванш… Дайте-ка нам кости, хозяин… Анисовую водку, для месье… Ведь анисовую, а, малыш Луи?.. Начинайте… Три дамы один раз… Полагаю, это будет недостаточно… Что я вам говорил? Три короля!.. Вам спичку…
И без всякого перехода он продолжил, наклонившись к своему партнеру, который старался не потерять над собой контроль:
— Деньги лежали в супнице?
Малыш Луи отрицательно покачал головой.
— Их прикарманил Альбер?
И снова малыш Луи покачал головой, на этот раз более энергично, а затем признался:
— Спасаясь, он побежал по набережным и бросил деньги в Сену…
— Ты уверен?
— Клянусь!
— Тогда зачем вчера приходил некто?
— Потому что он мне не верил…
Мегрэ улыбнулся. Наступила поистине уникальная минута, и не только потому, что стояла весна, светило солнце, на улице Коленкур царила ослепительная атмосфера, а пиво было холодным, но потому, что одно-единственное слово его успокоило.
Он испытывал такое облегчение, что внезапно забеспокоился о страхе, который он еще недавно испытывал.
Теперь он мог действовать открыто. У него в руках были все козыри.
— Кто стрелял?
— Марселец… Именно ему Альбер передал свой револьвер…
И Мегрэ засмеялся, увидев, как его племянник с мрачным видом выходит из № 67-а и направляется на автобусную остановку, расположенную в нескольких метрах от «Занзибара».
— Что вы собираетесь предпринять? — спросил встревоженный малыш Луи, все еще держа в руке стаканчик с костями.
— Я? Пойду попрощаюсь с твоей сестрой и сяду на поезд.
Мимо проехал автобус, увозя Жерома Лакруа. Мегрэ перешел улицу и на пятом этаже столкнулся с сиделкой, которая собирала свои вещи.
— Моя помощь больше не нужна, — объявила она. — Доктор будет приходить каждый день, да и консьержка станет иногда ее навещать.
В глазах Мегрэ сверкали веселые искорки. Он ходил взад и вперед, словно у себя дома, дожидаясь ухода сиделки. Очень редко когда расследование приносило ему столько удовлетворения, а тем не менее это было дело о ничтожном мошеннике, о котором к тому же он никогда не сможет никому поведать.
Он вспомнил, как отреагировал на письмо мадемуазель Берты в Мён-сюр-Луар.
— Странно, — заметил он, — можно сказать, что оно одновременно и искреннее и неискреннее…
И девушка в красной шляпке, пришедшая к нему на встречу в «Кафе-де-Мадрид», оставила у него точно такое же впечатление. Она действительно боялась, это было видно. Но в то же самое время было также видно, что она лгала, когда рассказывала о том страхе, какой ей внушает ее любовник. Ей не удавалось произнести имя Альбера с желаемым выражением. Вопреки ее воле голос звучал слишком нежно, слишком ласково.