Вернувшись за стойку, он заметил, что ироничные огоньки сверкают в серых глазах юноши, одетого в светлый костюм, туфли с отливом и ремень из змеиной кожи.

— Сыграем в костяной покер? — предложил он хозяину.

— Некогда…

— А вы, месье? Сыграем партию в костяной покер?

Мегрэ поколебался, но в конце концов схватил стаканчик для игры таким угрожающим жестом, словно он уже надел наручники на своего собеседника.

— Три короля один раз, — объявил юный проходимец.

И, бросив беглый взгляд на комиссара, собиравшего кости, добавил:

— Ваш ход, господин Мегрэ!

Тому выпало две девятки и одна десятка. Он спросил, вновь начиная игру:

— Разве ты меня знаешь?

— Страна должна знать своих героев, не так ли? — сладко пропел юноша. — Три валета! Вы пасуете? Что вы пьете? Там, наверху, вам, должно быть, не предложили ничего путного? За исключением приторного вина, похожего на смородиновый сироп.

В подобном случае не оставалось ничего другого, как сохранять хладнокровие и особенно не показывать, что злишься. Мегрэ продолжал курить свою трубку короткими затяжками и взял старую спичку, поскольку его партнер с ангельским видом открыл три дамы.

— Вы и вправду не помните меня? Стоило тогда допрашивать меня однажды ночью с девяти часов вечера до пяти часов утра!

Он становился все более и более веселым. У него была симпатичная рожица, и он об этом знал. Но самое главное, он так простодушно улыбался, когда хотел, что было трудно прийти в ярость.

— Кокаиновое дельце… До вас еще не дошло? Несколько лет тому назад… Я служил посыльным в Сели, что находится на улице Пигаль, а вы непременно хотели выбить из меня признание… Три короля два раза! Великолепно. Хорошо. Две девятки… Передайте мне спичку.

И, заказав с таким же беззаботным и радостным видом аперитив, он пошел в атаку:

— Ну, что вы скажете о бабенке?

В бистро почти не было посетителей. Только лишь один пьянчужка упрямо продолжал сражаться с игральным автоматом, а хозяин пользовался этим и наливал в стакан вино с осадком.

— Вам следовало просечь момент с первой минуты, разве я не прав?

Вот уже более четырех лет Мегрэ не слышал блатного жаргона, и у него почти что возникло желание улыбнуться, как это случается со ссыльным, встретившим земляка.

— При всем моем уважении к вам, между нами говоря, я надеюсь, что вы не дали себя окрутить?

Требовалось дать ему выговориться. Чтобы выиграть время, Мегрэ мог либо потягивать пиво, либо вытряхивать трубку и набивать в нее новый табак.

— Я предполагал, что она со дня на день выкинет фортель. Подобные припадки вырисовываются заранее.

Но я никогда не предполагал, что она потревожит столь большую шишку, как вы… Будьте осторожны, господин Мегрэ! Вы принимаете даму за валета… Четыре валета!

Вы пасуете?

Он подбросил кости.

— Четыре короля! Вам не везет, однако! Чтобы уж закончить с бабенкой, то это не ее вина, что она немного со странностями, как говорится… Еще в детстве ее лечили по поводу лунатизма… — И, взглянув на дверь, он воскликнул: — Гляди-ка! А вот и ваш коллега… будет лучше, если я вас оставлю вдвоем.

Он стушевался перед Жеромом Лакруа, который только что вышел из такси и входил в бистро. Мужчины пристально поглядели друг на друга, причем юный проходимец по-прежнему обезоруживающе улыбался, а полицейский с набережной Орфевр нахмурил брови.

— Здравствуйте, дядюшка… А что здесь делал этот тип?

— Кто он?

— Малыш Луи… Вы должны были его знать, когда он служил посыльным в ночных кабаре Монмартра… Тип, который считает себя весельчаком и которого я рано или поздно застукаю…

Жером Лакруа, поступивший в уголовную полицию по протекции Мегрэ, был высоким костлявым юношей, с густыми волосами и упрямым характером. У него был длинный нос, маленькие глаза, огромные руки и ноги.

Его считали грустным, настойчивым, готовым лучше отдать себя на растерзание, чем пренебречь малейшей крупицей своего долга.

— Садись сюда в уголок, сынок! — промолвил Мегрэ, выбрав столик, оттуда он мог видеть № 67-а. — Ты знаком с его сестрой?

— С чьей сестрой? Малыша Луи? Действительно, я как раз заходил к ней на днях.

Мегрэ не подал виду, но новость не доставила ему удовольствия.

— Речь идет о мадемуазель Берте?

— Да. Портниха, живущая напротив… Тетушка хорошо себя чувствует?

— Ты меня об этом уже спрашивал по телефону…

— Правда… Прощу прощения…

— Что из себя представляет эта мадемуазель Берта?