Шрифт:
— Ну, говорите же!
— Мне не хотелось бы неприятностей. Розали хорошая девушка, я это прямо говорю. Но каждую ночь ей снятся странные сны. Иногда она мне их рассказывает. И потом, через несколько дней, ей кажется, что все это было на самом деле. Это как с романами, которые она читает…
— Ледюк, набей-ка мне трубку!
Теперь уже Мегрэ видел под окнами человек десять, они переговаривались между собой вполголоса.
— Ну что, Розали, вы ведь все-таки что-то подозреваете?
Девушка молчала. Только на какую-то секунду ее взгляд остановился на прокуроре, и Мегрэ еще раз увидел черные лакированные башмаки на кнопках.
— Выдай ей, Ледюк, сто франков. Извини, что я превратил тебя в секретаря… А вы, мосье, вы довольны ею?
— Как к горничной у меня нет к ней никаких претензий.
— Ну что ж, впустите следующих.
В комнату проскользнул судебный секретарь и встал, прислонившись спиной к стене.
— А, вы тоже явились? Садитесь же…
Доктор, доставая часы из кармана, пробормотал:
— У меня мало времени…
— Ничего! Времени хватит…
Мегрэ зажег трубку, посмотрел в сторону двери, та открылась, и вошел юноша в лохмотьях, с волосами-мочалкой, с гноящимися глазами.
— Вы, надеюсь, не станете… — пробормотал прокурор.
— Входи, парень, входи! Когда у тебя был последний приступ?
— Он вышел из больницы неделю назад! — сказал доктор.
Это, без сомнения, был эпилептик, таких в деревнях называют дурачками.
— Что ты мне хочешь сказать?
— Я?
— Ну да, ты… Говори…
Но вместо того, чтобы говорить, парень заплакал, а потом и вовсе безудержно зарыдал. Он был близок к истерике. Слышны были какие-то неразборчивые фразы.
— Всегда сваливают на меня… Я ничего не делал!.. Честное слово!.. Почему же мне не дадут сто франков, чтобы купить костюм?
— Дай ему сто франков! Следующий! — сказал Мегрэ, обращаясь к Ледюку.
Прокурор был явно раздражен. Полицейский комиссар с небрежным видом заметил:
— Если бы муниципальная полиция действовала такими же методами, то, наверное, на ближайшем заседании муниципалитета…
В углу вполголоса переругивались Розали с женихом. Хозяин гостиницы выглянул в коридор, чтобы послушать, что происходит на первом этаже.
— Вы в самом деле надеетесь что-нибудь выяснить? — со вздохом спросил Дюурсо.
— Я?.. Отнюдь…
— В таком случае…
— Я обещал вам, что сумасшедший будет здесь, и он, возможно, уже здесь.
Вошли еще трое: дорожный сторож, который три дня назад «видел, как среди деревьев пробиралась какая-то тень», и, когда он подошел, убежала.
— Тень ничего вам не сделала?
— Нет.
— И вы не узнали, кто это? Ладно, ему хватит и пятидесяти франков!
Один Мегрэ по-прежнему был в веселом настроении. На площади было уже добрых три десятка жителей, собравшихся группами и поглядывающих на окна гостиницы.
— Ну, а ты что?
Это был старый крестьянин со свирепым взглядом, одетый в черный костюм.
— Я отец той, которую убили первой. Так вот, я пришел сказать, что если я поймаю этого гада…
И этот человек тоже все время поворачивался в сторону прокурора.
— Вы никого не подозреваете?
— Я не подозреваю! Но я сказал то, что вы слышали! Человеку, который потерял свою дочь, ничего не могут сделать! Надо было искать там, где уже кое-что было… Вы не здешний… Вы не знаете… Все вам скажут, что здесь были дела, которым так и не нашли разгадки…
Доктор нетерпеливо поднялся. Полицейский комиссар смотрел в сторону как человек, который ничего не хочет слушать. Прокурор же был неподвижен, как скала.
— Благодарю вас, старина.
— И мне совсем не нужны ни ваши пятьдесят, ни сто франков. Если вы как-нибудь заглянете ко мне на ферму… Вам любой скажет, где она…
Он не спрашивал, нужно ли ему остаться. Опустив плечи и ни с кем не попрощавшись, он ушел.
После его ухода наступила долгая пауза, и Мегрэ делал вид, что очень занят, уминая единственной здоровой рукой в трубке табак.
— Ледюк, дай спичку.
В этой паузе было что-то торжественное. Казалось, что люди на площади тоже старались не шуметь. Ничего, кроме шороха гравия под ногами старого фермера.