Видимо, Эрнестина уже успела расспросить хозяина бистро об обитателях дома за оградой.

— Тогда почему же он не сообщил в полицию, что его пытались ограбить?

— Он говорит, что никто и не пытался его ограбить.

Она, видимо, знала привычки Фреда Унылого:

— А разве в окне не вырезали стекло?

Буасье посмотрел на Мегрэ, словно советуя молчать, но Мегрэ не обратил на это внимания.

— Одно стекло действительно недавно заменили.

Но, кажется, оно было разбито четыре или пять дней назад, в тот вечер, когда была ужасная гроза.

— Он врет!

— Ну конечно, кто-то здесь врет.

— Вы думаете, это я?

— Я этого не сказал. Может быть, и Альфред.

— А к чему тогда он плел мне эту историю по телефону?

— Может быть, он ее и не рассказывал, — вмешался в разговор Буасье, пытливо глядя на Долговязую.

— С чего бы я все это придумала? Вы тоже так считаете, месье Мегрэ?

— Я ничего не считаю.

Комиссар неопределенно улыбался.

Пиво было отменное. В тени пахло свежестью, как в деревне. Может быть, из-за близости Булонского леса.

Так они бездельничали всю вторую половину дня.

Выпили по две кружки пива. Потом, чтобы не оставлять Эрнестину одну так далеко от центра, подвезли ее на такси до Шатле.

— Позвоните мне, как только получите письмо.

Он чувствовал, что разочаровал ее. Она, конечно, представляла его себе иным. Наверное, подумала, что он постарел, стал таким же, как другие, и если и займется ее делом, то вяло, с прохладцей.

— Вы хотите, чтобы я задержался в Париже? — спросил Буасье.

— Наверное, ваша жена уже упаковала багаж?

— Багаж уже на вокзале. Мы предполагали выехать завтра утром шестичасовым поездом.

— И дочь с вами?

— Конечно.

— Поезжайте!

— А я вам не понадоблюсь?

— Ведь вы мне оставили досье.

Буасье распрощался и вышел из кабинета, а Мегрэ, оставшись один, чуть было не задремал в своем кресле. Оса уже больше не жужжала. Солнце перешло теперь на другую сторону набережной. Люка еще днем сдал дела и уехал отдыхать. Комиссар позвал Жанвье, который отгулял свой отпуск первым, в июне — ему нужно было съездить на свадьбу к родственникам.

— Садись, Жанвье. У меня к тебе дело. Составил рапорт?

— Только что закончил.

— Ладно! Записывай! Прежде всего нужно найти в мэрии Нейи девичью фамилию одной голландки, которая два с половиной года назад вышла замуж за некоего Гийома Серра, проживающего на улице Ла-Ферм, дом номер 436.

— Нет ничего проще.

— Вероятно. До этого она уже какое-то время жила в Париже. Постарайся узнать, где она жила, что делала, как родные, есть ли у нее состояние и так далее…

— Понял, патрон.

— Нам сказали, что во вторник, между восьмью и девятью часами вечера, она уехала из дома на улице Ла-Ферм и должна была сесть на ночной поезд, идущий в Голландию. Еще говорят, что она сама пошла за такси на угол бульвара Ришар-Валлас, чтобы увезти свой багаж.

Жанвье записывал все это в столбик на странице своей записной книжки.

— Это все?

— Нет. Пусть тебе кто-нибудь поможет, чтобы выиграть время. Еще мне бы хотелось, чтобы порасспросили людей, живущих поблизости от Серров, поставщиков…

— Сколько их в семье?

— Двое. Мать и сын. Матери уже около восьмидесяти. Сын — зубной врач. Попытайся разыскать это такси. Надо также навести справки на вокзале, поговорить с персоналом, обслуживающим этот поезд.

— Могу я взять машину?

— Конечно.

Больше Мегрэ почти ничего и не делал. Только попросил соединить его с бельгийской полицией, куда были переданы приметы Фреда Унылого. В полиции ответили, что пока на след напасть не удалось. Был у него еще долгий разговор с комиссаром, визировавшим паспорта на границе, в Жемоне. Комиссар в тот день лично осматривал поезд, на котором собирался уехать Альфред, но пассажира, напоминавшего специалиста по сейфам, припомнить не мог.

Это еще ничего не значило. Нужно было ждать.

Подписав несколько бумажек за начальника полиции, Мегрэ, в компании с одним сотрудником из справочного отдела, выпил аперитив в пивной «У дофины», а потом сел в автобус и возвратился домой.

— Что будем делать? — спросила мадам Мегрэ, убрав со стола.

— Пойдем прогуляться.

Это означало, что они не спеша дойдут до Больших бульваров, а там посидят на террасе какого-нибудь кафе.

Солнце уже зашло. Воздух стал свежее. Только от камней тротуаров, казалось, еще исходило тепло. Двери и окна кафе были приотворены, и оттуда доносились обрывки мелодии, которую исполнял жалкий оркестрик.