В самом начале разговора Мегрэ дал Жанвье знак, чтобы тот снял вторую трубку.

— В каком районе города вы находитесь?

— На Больших Бульварах. Я уже больше часа брожу в толпе. Иногда злюсь на вас, подозреваю, что вы нарочно лишаете меня рассудка, постепенно доводя до такого состояния, что мне остается одно — прийти с повинной.

— Вы выпили?

— Откуда вы знаете? — Незнакомец говорил все более пылко. — Я выпил несколько рюмок коньяка.

— Вообще-то вы ведь не пьете?

— Только стакан вина за едой, изредка аперитив.

— Курите?

— Нет.

— Что вы сейчас собираетесь делать?

— Не знаю… Ничего… Ходить… Может быть, посидеть в кафе и почитать газеты.

— Больше писем не посылали?

— Нет. Возможно, одно еще напишу, но мне мало что осталось сказать.

— Вы живете в меблированной квартире?

— У меня там своя мебель, есть кухонька и ванная.

— Готовите сами?

— Только вечером.

— Но несколько дней уже не готовите?

— Верно. Возвращаюсь к себе как можно позже. Почему вы задаете мне такие банальные вопросы?

— Они помогают мне понять вас.

— Вы поступаете так со всеми?

— Нет, по-разному.

— Неужели люди настолько отличаются друг от друга?

— Все люди разные. Почему вы не придете ко мне?

— А вы меня отпустите? — рассмеялся незнакомец коротким нервным смешком.

— Обещать не могу.

— Вот видите… Я приду к вам, как вы выразились, когда у меня окончательно созреет решение.

Мегрэ чуть не сказал ему об ультиматуме следователя, но, взвесив все «за» и «против», воздержался.

— До свидaния, господин комиссар.

— До свидания. Не падайте духом!

Мегрэ и Жанвье переглянулись.

— Бедняга! — пробормотал Жанвье.

— Он еще борется. Но рассуждает вполне здраво. Не тешит себя иллюзиями. Интересно, придет ли он до среды?

— У вас не создалось впечатления, что он уже колеблется?

— В субботу он тоже колебался. Сейчас он на улице, на солнце, в толпе, где никто не показывает на него пальцем. Может зайти в кафе, заказать коньяк, и его обслужат, не обратив на него никакого внимания. Может пойти пообедать в ресторан, посидеть в темном кино.

— Понимаю.

— Я ставлю себя на его место. Рано или поздно…

— Покончив с собой, чего вы опасаетесь, он поступил бы еще более решительно.

— Знаю. Но знает ли он? Надеюсь только, что он не будет продолжать пить.

В комнату проникли легкие струйки свежего воздуха; Мегрэ взглянул на раскрытое окно.

— А что, если мы пропустим по рюмочке?

Через несколько минут они стояли у стойки в «Пивной Дофина».

— Коньяк, — заказал комиссар. Жанвье улыбнулся.

Вторник выдался утомительный. Но на службу Мегрэ пришел в игривом настроении. Стояло такое радостное весеннее утро, что весь путь от бульвара Ришар-Ленуар он проделал пешком, наслаждаясь воздухом, запахом из лавок, порой оборачиваясь вслед женщинам в светлых нарядных платьях.

— Для меня ничего?

Было ровно девять.

— Ничего, шеф.

Через несколько минут, через полчаса позвонит главный редактор какой-нибудь газеты, который объявит, что пришло новое письмо, написанное печатными буквами. Мегрэ надеялся, что этот день станет решающим. Он приготовился: тщательно разложил на письменном столе трубки, выбрал одну из них, подошел к окну и закурил, глядя на искрящуюся в утреннем солнце Сену. Когда настало время идти на доклад, он усадил за свой стол Жанвье.

— Если позвонит, попроси подождать и тотчас же разыщи меня.

— Слушаюсь, шеф.

Пока комиссар находился в кабинете начальника, телефон молчал. В десять часов тоже. Не зазвонил он и в одиннадцать. Мегрэ рассеянно разобрал почту, заполнил бланки сводок, нет-нет, да и заглядывая на несколько минут в инспекторскую, словно для того, чтобы обмануть время. Дверь он предусмотрительно оставлял открытой. Все вокруг ощущали беспокойство, нервное напряжение. Молчащий телефон создавал у комиссара чувство какой-то пустоты и неловкости. Чего-то не хватало.

— Мадемуазель, вы уверены, что мне не звонили? В конце концов он сам позвонил в газету.

— Сегодня утром ничего не получили?

— Ничего.

Накануне человек с улицы Попенкур позвонил в первый раз в десять минут первого. В полдень Мегрэ не пошел вниз вместе со всеми. Дождавшись половины первого, он еще раз попросил Жанвье, который больше других был в курсе дела, подежурить у аппарата.

Жена не спросила ни о чем: ответ был очевиден. Неужели он проиграл? Неужели зря доверился своему чутью? Завтра в это же время ему придется пойти к следователю и признать свое поражение. Фотография будет напечатана в газетах. Что, черт возьми, делает этот идиот? На комиссара накатывали приступы гнева.