— По-моему… — начал вошедший тоном человека, который думает, что кого-то узнал, и роется в памяти.

— Комиссар Мегрэ из уголовной полиции. Вернее, экс-комиссар, — уже год, как я вышел в отставку.

Джон Мора невысок, ниже среднего роста, сухощав, но, видимо, наделен незаурядной энергией.

— Вы хотели поговорить со мной?

Не дожидаясь ответа, он повернулся к Мак-Джиллу:

— В чем дело, Джоз?

— Не знаю, патрон. Комиссар…

— Если вы не возражаете, господин Мора, я предпочел бы побеседовать с вами наедине. Речь идет о вашем сыне.
– Ни один мускул не дрогнул на лице человека, писавшего сыну столь нежные письма.

— Можете говорить в присутствии моего секретаря.

— Прекрасно. Ваш сын в Нью-Йорке.

Мегрэ не спускал глаз с обоих. Не ошибся ли он? У пего создалось явное впечатление, что Мак-Джилл доволен, Мора, напротив, остался невозмутим и только уронил, почти не разжимая губ:

— А-а!

— И вас даже не беспокоит, что он до сих пор не пришел к вам?

— Но ведь я понятия не имею, когда он приехал.

— Сегодня утром вместе со мной.

— В таком, случае, вам должно быть известно…

— Мне ровно ничего не известно. Когда сходили на берег, началась суматоха, разные формальности, и я потерял его из виду.

— Вероятно, он встретил друзей.

И Джон Мора не спеша раскурил длинную сигару со своим вензелем.

— Мне очень жаль, господин комиссар, но я не вижу, каким образом прибытие моего сына…

— …связано с моим визитом к вам?

— Примерно это я и хотел сказать. Сегодня утром я очень занят. С вашего позволения, я оставлю вас с моим секретарем — с ним вы можете говорить совершенно откровенно. Прошу прощения, господин комиссар.

Сухой кивок. Полуоборот — и Мора исчез там, откуда появился. Мак-Джилл, мгновение поколебавшись, пробормотал:

— Вы разрешите?

Он скользнул вслед за своим патроном и закрыл дверь. Мегрэ остался в гостиной один, и вид у него был отнюдь не победный. Он слышал шушуканье в соседней комнате. В бешенстве направился было к выходу, но тут снова появился секретарь, настороженный и улыбающийся:

— Как видите, дорогой господин Мегрэ, вы были не правы, не доверяя мне.

— Я думал, что господин Мора в Венесуэле или в Рио… - Мак-Джилл заулыбался:

— А разве на набережной Орфевр (Имеется в виду Парижская префектура полиции, расположенная на набережной Орфевр), где на вас лежала такая огромная ответственность, вам не случалось прилгнуть, чтобы избавиться от какого-нибудь посетителя?

— Благодарю за сравнение!

— Простите! Не обижайтесь на меня. Который час? Половина двенадцатого. Если не возражаете, я сейчас позвоню в регистратуру, чтобы вам оставили номер — иначе вам трудно будет его получить. «Сент-Рейджи» — одна из самых фешенебельных нью-йоркских гостиниц. Примите ванну и переоденьтесь; через час, если не возражаете, встретимся в баре, а потом вместе позавтракаем.

Мегрэ так и подмывало отказаться и с суровым видом уйти. Если бы какое-нибудь судно в тот же вечер отплывало в Европу, он так и поступил бы, отказавшись от знакомства с этим городом, где его столь неприветливо встретили.

— Алло! Регистратура? Говорит Мак-Джилл… Алло! Будьте любезны оставить номер для друга мистера Мора… Мистер Мегрэ. Благодарю. — И, повернувшись к комиссару: — Вы хоть немного говорите по-английски?

— Как всякий, кто учил его в коллеже, а потом забыл.

— Поначалу вам будет трудновато. Вы первый раз в Штатах? По мере возможности я в вашем распоряжении.

За дверью кто-то был — Джон Мора, без сомнения. Мак-Джилл это знал, но, по-видимому, это его не смущало.

— Рассыльный проводит вас. До скорой встречи, господин комиссар. Я распоряжусь, чтобы вещи доставили к вам в номер.

Снова лифт. Салон, спальня, ванная, рассыльный, который ожидает чаевых и на которого Мегрэ смотрит, не понимая чего от него хотят; редко случалось, чтобы его так ошеломили и, более того, унизили.

Подумать только, всего десять дней назад он спокойно играл в белот с мэром Мена, доктором и торговцем удобрениями в теплом и темноватом зале «Белой лошади»!

Не был ли этот рыжий чем-то вроде доброго гения? На Сорок девятой улице, в двух шагах от Бродвея, от огней и шума, он спустился на несколько ступенек, словно для того чтобы нырнуть в подвал, и толкнул какую-то дверь. На стекле двери была занавеска в красных квадратиках. Такие же демократичные квадратики, напоминающие ресторанчики Монмартра и парижских пригородов, были здесь и на столиках. Посетителей встретил запах домашней кухни, блеск стойки и полноватая хозяйка, от которой слегка отдавало предместьем; она спросила: