Шрифт:
Пониже, над кроватью, выделяясь на фоне обоев,- стальная дверца сейфа.
Жиль устал так, как если бы его избили. Он прошел через дверь, соединявшую обе спальни, и очутился у себя в комнате, где его встретили два других портрета - фотография мужчины, мечтавшего стать большим музыкантом, и женщины, последовавшей за ним.
Жиль оперся обоими локтями о доску камина, наклонил голову, коснулся лбом зеркала.
По вискам его разлилось ощущение прохлады, но веки запылали еще сильней, и он разрыдался, как ребенок.
Часть вторая Свадьба в Энанде
I
Разумеется, Жиль думал об этом уже не первую неделю, но чаще всего в минуты, когда мысли немножко путаются - например, перед тем, как уснуть. Глаза у тебя закрыты, голова разгорячена, и все на свете тебе по плечу. Зато на другое утро от подобных мыслей становится неловко, а то и страшно - как это ты замахнулся на такое.
Так вот, замысел Жиля осуществился, но когда в тот вечер он возвращался домой по набережным, на душе у него было легче обычного и все же несколько тревожно; на ходу он что-то мурлыкал, но делал это, как дети, которые напевают в темноте, чтобы не трусить.
Жиль распахнул дверь заведения Жажа. Он частенько заглядывал к ней в этот час. Она выходила ему навстречу, вытирая о фартук красные колбаски пальцев, и осведомлялась:
– Как дела, малыш?
Затем без разговоров наливала ему сидру, и Жиль полюбил сидр.
Когда посетителей не было, толстуха усаживалась напротив него, опиралась локтями о стол.
– Ты еще больше похудел с прошлого раза. Кормят-то хоть тебя досыта?
Однажды, вот так же вечером, она смотрела-смотрела на него и выпалила:
– А я ведь знаю, мой мальчик, что ты сделал бы, если б был поумней. Послал к черту этот свой заплесневелый склеп, нашил себе красивых костюмов, купил шикарную машину, смотался отсюда в Париж, на юг или еще куда-нибудь и попользовался там своими денежками. Я вот всегда мечтала уехать на покой в Ниццу. Как подумаешь, что ты в твои годы сидишь за работой с утра до ночи, а эта публика потешается над тобой...
Жажа сказала правду. После разговора у Плантеля Жиль вышел на улицу с толстым портфелем под мышкой. Встреча носила почти комический характер. Плантель, еще более элегантный и светский, чем обычно, - безупречный пробор, душистая сигара в зубах, светлые гетры, сверкающие ботинки, принял его в своем кабинете, отделанном красным деревом и украшенном моделями кораблей. Сначала он держался с неподражаемой непринужденностью.
– Присаживайтесь, друг мой. Прошу вас и впредь заходить ко мне поболтать без всяких церемоний... Ну что ж, попробуем не слишком обременить вас цифрами. Это не занятие для молодого человека. К тому же у людей обычно превратное представление о крупных предприятиях. Уж не думаете ли вы, что Мовуазен лично занимался грузовиками? Для этого достаточно простого служащего. Или полагаете, что я присутствую при разгрузке каждого траулера и отправке поездов с уловом? В старой солидной фирме, где механизм надежно отлажен... Вы по-прежнему не курите?
До чего же опешил Плантель, когда Жиль, губы которого по привычке опять дрогнули, с кроткой решительностью заявил:
– Месье Плантель, я хотел бы получить от вас документацию по всем предприятиям, в которых участвовал мой дядя.
– Но, мой юный друг...
Жиль выдержал характер. Свою добычу он унес на набережную Урсулинок.
В правом флигеле особняка, в третьей по счету комнате от своей спальни, как раз напротив окон Колетты, Жиль устроил себе кабинет.
Однажды утром он зашел в огромный зал, где стояли грузовики, и, как всегда вежливо, как всегда застенчиво, обратился к Пуано. Пожал ему руку.
– Скажите, месье Пуано, месье Лепар знаком с бухгалтерией?
– Но... Конечно. Это же его профессия,.
– Не будете ли вы любезны нанять еще одного служащего, чтобы я мог время от времени прибегать к помощи месье Лепара?
С тех пор почти каждый день отца Алисы, гордого, хотя и обеспокоенного такой честью, приглашали к молодому хозяину. Костюмы бухгалтер носил дешевенькие, мятые. Очки в стальной оправе водружал на нос с величайшей осторожностью.
– Садитесь, месье Лепар. Если не возражаете, вернемся к папке с делом Элуа. Тут есть кое-какие непонятные мне операции, например поручительство по векселям Дюкрё.
И, часами не выпуская из рук карандаша, Жиль работал, как школьник с репетитором.
В четыре часа он неизменно поднимался.
– Благодарю вас, месье Лепар. До завтра!
Эспри Лепар возвращался в бывшую церковь, где Пуано, непосредственный его начальник, встречал бухгалтера удивленным взглядом, но расспрашивать не осмеливался.
А еще через несколько минут Жиль проходил мимо "Лотарингского бара", и Рауль Бабен, как всегда пребывавший на своем посту, чуточку раздвигал занавески.