– Вот что, месье Пуано...

Едва управляющий посмотрел на него, Жиль сразу заподозрил неладное, однако притворился, что ничего ее замечает.

– С сегодняшнего дня мой тесть будет работать не здесь, в конторе, а со мной, наверху. Отдайте, пожалуйста, соответствующие распоряжения и...

– Мне надо вам кое-что сказать, месье Жиль.

– Слушаю вас.

Управляющий огляделся, словно желая удостовериться, что их не подслушивают. Мотор, который наконец запустили, заглушал его голос.

– Так вот... Я вынужден уйти от вас.

– Что? Вы хотите покинуть "Грузоперевозки Мовуазена"?

– Прошу прощенья, но я не могу иначе

– Позволено мне узнать, по какой причине?

– Я предпочел бы не говорить о ней, месье Жиль. Последние дни здесь происходит что-то непонятное. Вчера, например, ко мне явился полицейский инспектор и задал кучу вопросов. Другие полицейские ловят водителей и служащих после работы и...

Жиль уже все понял, но ему хотелось узнать подробности.

– Я поступил сюда еще при вашем дяде и, могу сказать, всегда пользовался его доверием. Но я в трудном положении. Как послушаешь, что говорят о его смерти...

– И чем же вы займетесь, месье Пуано?
– с притворным безразличием осведомился Жиль.

– Пока не знаю.

Чувствуя, что собеседник лжет, Жиль не отставал:

– Так ли? Насколько мне помнится, семья у вас большая, ваши дети часто болеют, и у вас из-за этого нет никаких сбережений.

– Думаю, что найду место.

– Вернее, уже нашли?

– Мне кое-что предложили, но неопределенно.

– Кто?

Хотя они по-прежнему стояли на самой середине скупо освещенного гаража, Пуано сначала глянул на ворота и лишь после этого пробормотал:

– Месье Бабен. Я давно знаю, что он охотно взял бы меня на должность заведующего транспортом.

– Когда вы с ним виделись последний раз? Припертый к стене четкими и точными вопросами, Пуано не осмелился солгать.

– Вчера.

– Значит, уходили с работы?

– Всего на четверть часа.

– Он вам звонил?

– Он только попросил меня зайти в "Лотарингский бар". Я пошел. Он дал мне понять...

– Вы уходите из "Грузоперевозок Мовуазена" один?

На этот раз Пуано окончательно смутился.

– Насколько мне известно, вместе со мной к Бабену уходят несколько механиков из числа самых старых. Понимаете, при сложившихся обстоятельствах каждый, кто долгие годы работал с Октавом Мовуазеном...

И тут Жиль невозмутимо проронил:

– Прекрасно, месье Пуано. Сейчас я предупрежу тестя.

– Он, наверно, уже догадывается.

– Расчет получите к вечеру.

Эспри Лепар издалека, сквозь стекла конторки, следил за их разговором. Когда Жиль вошел к нему, он смущенно встал.

– Что вы намерены предпринять, месье Жиль?

– Надеюсь, вы сможете на некоторое время взять на себя руководство автослужбой и грузоперевозками?

– Я сделаю все, что в моих силах, хотя, конечно, у меня нет достаточного авторитета. Но если это временно...

– Рассчитайте всех, кто хочет уйти. Я никого не удерживаю... Скажите, а вам они ничего не говорили?

Лепар, сообразив, что речь идет не о Пуано и механиках, утвердительно кивнул.

– Бабен?

– Нет. Как вы знаете, моя жена шьет белье кое-кому в городе. Так вот, мадам Плантель намекнула ей

– Когда?

– С неделю назад.

Выходит, Эспри Лепара пытались запугать еще за неделю до свадьбы, а он даже словом об этом не обмолвился!

Жиль крепче, чем обычно, пожал ему руку:

– Благодарю.

Добрых десять минут он простоял на пороге бывшей церкви, глядя на дождь и раздумывая, куда же ушла его тетка в такую рань.

Наконец он вздохнул и поднялся к себе. Алиса, все еще в пеньюаре и хорошеньких домашних туфельках на босу ногу, сидела на уголке кухонного стола. Рядом, бросая шкурки прямо на стол, чистила овощи прислуга. Обе женщины смеялись. О чем это Алиса рассказывает Марте?

– Ты, Жиль?.. Сейчас иду. Я тут распорядилась насчет завтрака.

Когда в половине третьего Жиль вошел в магазин тетушки Элуа, он изумился, не застав ее в конторке, где она неизменно проводила весь день. Зато там оказался Боб, редко занимавшийся делами; он разговаривал с мужчиной в морской фуражке.