Шрифт:
У Кати ни гроша, а на борту кража! И основная часть украденного найдена у ее любовника!
— Огонь, капитан.
— Четверть румба вправо… Китовый мыс лучше обойти мористей.
Петерсен силился поймать нить своих мыслей и злился на себя, что не может сосредоточиться.
Все трое буравили глазами тьму, высматривая в ней буи.
Идти приходилось почти наугад. Вдоль побережья, от которого «Полярная лилия» не удалялась больше чем на две мили, тянется цепь островков и подводных камней, разделенных узкими проливами, где, кипя, сталкиваются противоположные течения.
Задача состояла в том, чтобы вовремя заметить мигание зеленых, красных, белых буев.
Три человека порою по полчаса не разжимали губ.
Потом кто-нибудь указывал рукой в пространство, остальные сразу же обнаруживали слабый свет, и тогда, наконец, произносилось название:
— Стокмаркнес… Суртлан…
«Если Вринс — это Зильберман…» — вновь принимался за свое Петерсен, хмурил лоб, перечеркнутый глубокими морщинами, и восстанавливал в памяти события, пытаясь объяснить их с новой позиции.
Несмотря на подозрение, его нисколько не раздражало общество молодого человека, хотя из-за качки Вринс порой прижимался плечом к капитану.
«Если это Петер Крулль…
Но зачем тогда Крулль раскрыл трюк с мешком из-под угольных брикетов?.. А вдруг он соврал? Вдруг некий Эриксен или тот, кто выдал себя за него, действительно прыгнул в Ставангере за борт?
Тела его не нашли, но это в портах обычное дело.
Трупы зацепляются под водой за старый трос или якорь; иногда отлив уносит их в открытое море».
— Капитан!
Оторванный от раздумий Петерсен вздрогнул и увидел стюарда. Тот осторожно пробирался по палубе, напуганный скачками судна и особенно зрелищем белых от пены волн, которые, словно ожив, неслись с сумасшедшей скоростью вдоль бортов «Полярной лилии».
— Инспектор…
— Где он?
— У себя в каюте. Заболел. Хочет немедленно говорить с вами.
Капитан проверил курс, посмотрел на лоцмана, Вринса и рулевого, казавшегося бледной тенью в полумраке застекленной рубки. Потом спустился по трапу, отметив про себя, что Катя по-прежнему сидит на том же месте в углу салона и что стекло одной из ламп уже закоптилось.
Нет, это невыносимо! И атмосфера какая-то кошмарная, и вид у всех какой-то необычный, настороженный!
Что она там делает? Плачет? Потешается над всем и вся? Или у нее тоже морская болезнь?
Никогда еще на «Полярной лилии» не было так мрачно и тревожно. Даже комнатный ледник и тот давеча прыгал по палубе с подлинным коварством!
В девяноста девяти случаях из ста лопнувшая ванта никого не задевает. И надо же было, чтобы, несмотря на холод, ветер и брызги, которые, едва коснувшись палубы, тут же превращаются в лед, лапландец уселся именно на кабестан!
А ведь бедняге ничего не втолкуешь — он по-норвежски ни в зуб ногой. Знай себе бросает вокруг злобные взгляды, словно тут его нарочно искалечили.
Нет, все началось еще в Гамбурге, когда лопнул трос, Вринс вернулся вдребезги пьяным, и «Полярная лилия» чуть не пустила моторку ко дну.
«Ну что теперь?»
Петерсен распахнул дверь в каюту инспектора и застал его согнутым над картонным бачком, который выдается пассажирам на случай морской болезни.
От свечи остался лишь огарок сантиметра в три, не больше. Он освещал искаженное лицо, слезящиеся глаза, скривившийся рот.
— Ох, когда же меня наконец вырвет!.. Ужасный, наверно, шторм?
— Покамест ничего особенного.
— Вы считаете, что…
— Вы меня звали?
— Да. Погодите минутку — никак не устроиться.
Ложусь — еще хуже. Неужели от этого нет никакого лекарства? Минутку, капитан… Я спустился вниз. Чуть не убился на этих ваших железных лестницах. Обыскал вещевой мешок Крулля. И вот что нашел… — Йеннингс указал на несколько золотых монет, лежавших на столе рядом с мокрым полотенцем. — Господин Эвйен их опознал. Это его монеты.
— Крулль вас видел?
— Его не было: кажется, вышел на палубу подышать. В Тромсё надо проследить, чтобы он не удрал.
Не знаю, буду ли в состоянии… Видите!
На секунду он, разинув рот, опять склонился над бачком; грудь его несколько раз конвульсивно дернулась.
— Вот видите… Не могу. И голова кружится… Что это?
Инспектор насторожился и привстал. На палубе что-то загрохотало.
— Волна.
Петерсен тоже встревожился: он понимал, что эта волна задела мостик.
— Лежите.