— К чему вы клоните?

— А вы не догадываетесь? Когда находят труп, первым делом вызывают врача или полицию.

— У меня иные рефлексы, не те, что у обычных смертных.

— Не стояли же вы неподвижно возле тела в течение двадцати минут?

— Во всяком случае, несколько минут простояла.

— Ничего не делая?

— Если вы уж очень хотите знать, то я молилась.

Я прекрасно понимаю, что это идиотизм, я не верю в проклятого боженьку. Однако же бывают моменты, когда о нем вспоминаешь против воли. Пригодится это или нет, но я помолилась за упокой души Манюэля.

— А потом?

— Потом я ходила.

— Где?

— От кабинета до этой комнаты и обратно. Я говорила сама с собой. Я чувствовала себя зверем в клетке, у которой отняли ее льва и львят. Он был для меня всем, и мужем, и ребенком.

Она говорила со страшным возбуждением и ходила по комнате, словно для того, чтобы восстановить в памяти все то, что делала утром.

— Это продолжалось двадцать минут?

— Не знаю…

— А вам не пришло в голову поставить в известность прислугу?

— Я даже не подумала о ней.

— Вы не выходили из квартиры?

— А куда бы я пошла? Спросите у ваших людей.

— Хорошо. Предположим, вы сказали правду.

— Я только это и делаю.

Бывали случаи, когда она вела себя как девушка из хорошей семьи. Может быть, в глубине души она и была хорошей и искренне привязанной к Манюэлю… но только ее жизненный опыт оставил в ее душе озлобленность и агрессивность.

Как верить в добро, в правосудие, как доверять людям после той жизни, которую она вела до встречи с Пальмари?

— Мы проделаем небольшой опыт, — проворчал Мегрэ, отворяя дверь. — Мере, — позвал он. — Вы можете прийти сюда с парафином?

Специалист стал готовить свои инструменты.

— Позвольте вашу руку, мадам.

— Зачем?

Комиссар объяснил:

— Чтобы установить точно, что сегодня утром вы не пользовались огнестрельным оружием.

Она подала правую руку. Потом, на всякий случай, опыт повторили с левой рукой.

— Когда вы сможете дать мне ответ, Мере?

— Минут через десять. У меня в машине есть все необходимое для анализа.

— Если вы не подозреваете меня… или так полагается?

— Я почти уверен, что это не вы убили Манюэля.

— Тогда в чем же вы подозреваете меня?

— Вы знаете это лучше меня, малютка. Я не тороплюсь. Все придет в свое время.

Он позвал Жанвье и двух инспекторов, которым было не по себе в этой бело-желтой спальне.

— Ваша очередь, ребята!

Словно готовясь к бою, Алина зажгла сигарету и с презрительной гримасой закурила.

Конечно, утром, выходя из дома, Мегрэ не ожидал, что снова очутится на улице Акаций, где неделю назад провел столько тревожных часов. Для него просто начинался сияющий день, как и для нескольких миллионов парижан. Еще меньше он ожидал, что около часа дня будет сидеть за столом, в компании со следователем Анселеном, в бистро под вывеской «У овернца».

Это был бар напротив квартиры Пальмари, бар прежних времен, с оцинкованным прилавком, с аперитивами, которые почти никто, кроме стариков, теперь уже не пил, с хозяином в синем переднике, лицо которого было перечеркнуто красивыми черными усиками.

Сосиски, колбаски, сыры в форме тыквы, ветчина с сероватой кожей, словно она сохранялась под золой, свешивались с потолка, а на витрине виднелись огромные плоские хлебы.

За застекленной дверью кухни сухопарая хозяйка суетилась у плиты.

— Будете обедать? Вам столик на двоих?

Столы покрывали не скатерти, а клеенки, а поверх была застлана гофрированная бумага — на ней хозяин писал свои счета. На грифельной доске мелом было означено меню:

Тарталетки со свиным фаршем из Морвана

Телячьи кружки с чечевицей

Сыр

Домашний пирог с фруктами и ягодами

Толстенький следователь расцветал в этой среде, со смаком вдыхая густой пар, поднимающийся от еды.

В зале сидело только два или три молчаливых клиента, завсегдатаи, которых хозяин называл по имени.

Вот уже месяц, как здесь образовался главный штаб инспекторов, которые сменялись, наблюдая за Манюэлем Пальмари и Алиной. Один из них всегда готов был следовать за молодой женщиной, как только она выходила из дома.