Не переставая низко приседать и кланяться, осчастливленные хозяева повели знатных гостей к себе в дом, где все уже было готово к их приему, устроенному со всей роскошью, на какую только были способны эти простые люди; теща, служившая в молодости в замке Рэвенсвуд, имела, как она утверждала, достаточное представление о том, что требуется для их милостей, и, насколько позволяли обстоятельства, распорядилась всем наилучшим образом. Дом бочара был так просторен, что каждому из путешественников отвели отдельную комнату, куда их тотчас же и с должными церемониями проводили отдохнуть с дороги; в столовой тем временем заканчивались приготовления к роскошному ужину.

Оставшись один, Рэвенсвуд, побуждаемый тысячью различных чувств, покинул дом и, выбравшись за околицу, стал поспешно взбираться на вершину возвышавшегося за Волчьей Надеждой холма, откуда открывался вид на башню. Он хотел увидеть собственными глазами, как рухнет дом его предков. Несколько деревенских мальчишек, налюбовавшись запряженной шестерней каретой и пышной свитой маркиза, теперь из любопытства отправились посмотреть, как взорвется «Волчья скала», и Рэвенсвуд слышал, как они кричали друг другу:

— Скорее, скорее! Сейчас старая башня взлетит на воздух! Сейчас она рассыплется, как кожура печеного лука!

«И это — дети вассалов моего отца, — с возмущением подумал Рэвенсвуд, — дети людей, которые как по закону, так и из чувства благодарности обязаны следовать за нами в бой, в огонь и в воду. Гибель замка их ленных владельцев — всего лишь забавное зрелище для них».

В это мгновение он почувствовал, что кто-то дергает его за плащ.

— Что тебе надо, собака? — раздраженно крикнул Рэвенсвуд, давая волю накипевшей злости и горечи.

— Да, я собака, к тому же старая собака, — ответил Калеб, ибо это был он. — Чего мне ждать, кроме брани и побоев? Но теперь мне все равно: я уж слишком старая собака, чтобы выучиться новым штукам или искать себе нового хозяина.

Между тем, достигнув вершины холма, Рэвенсвуд увидел замок. Каково же было его удивление, когда он обнаружил, что пожар уже совсем угас — и только края медленно плывущих над башней облаков были красноватого цвета, словно в них отражалось потухающее пламя.

— Башня цела! — воскликнул Рэвенсвуд. — Неужели она не взорвалась? Если в погребах хранилась хотя бы четверть того количества пороха, о котором вы говорили, взрыв был бы слышен за двадцать миль.

— Все может быть, — сдержанно ответил Калеб. — Значит, огонь не дошел до погребов?

— Все может быть, — сказал Калеб тем же невозмутимым тоном.

— Послушайте, Калеб, — воскликнул Рэвенсвуд, — я теряю всякое терпение! Я сам пойду в замок и взгляну, что там делается.

— Ваша милость не пойдет туда, — решительно заявил Калеб.

— Не пойду? — вспылил Рэвенсвуд. — Кто же осмелится мне помешать?

— Я, — еще решительнее сказал Калеб.

— Вы, Болдерстон? — крикнул Рэвенсвуд. — Вы, кажется, совсем уж забылись!

— Нет, ваша милость. Выслушайте меня спокойно, и вы узнаете все, как если бы сами побывали в замке.

Только не гневайтесь и не выдайте себя перед этими ребятишками или, чего хуже, перед маркизом, когда сойдете вниз.

— Говорите же, болван! Не смейте ничего скрывать от меня. Я должен знать все: и хорошее и дурное.

— Ничего хорошего и ничего дурного. Старая башня цела и невредима и так же пуста, как в тот день, когда вы ее оставили.

— Как, а пожар…

— Никакого пожара не было. Разве что сгорело немного торфа, да, возможно, просыпались искры из трубки старой Мизи.

— А пламя? Яркий огненный столб, который был виден за добрых десять миль?

— Пламя? Есть такая старинная пословица:

«Коль ночь темна, так и свечка видна!» Немного старого папоротника да охапка сухой соломы, которые я поджег, как только этот неуч из свиты маркиза убрался со двора. Вот вам и пламя. Прошу вас, сэр, в следующий раз, когда вам вздумается привести или послать сюда кого-нибудь, то пусть это будут господа, но без доверенных слуг вроде этого проныры Локхарда, который все высматривал да вынюхивал и только искал, где бы найти какие-нибудь неполадки, чтобы потом позорить наш дом. Из-за него я чуть не загубил свою душу, сочиняя с неимоверной скоростью одну небылицу за другой. Уж лучше я, в самом деле, подпалю башню, да и сам сгорю вместе с ней, чем второй раз терпеть такое бесчестье.

— Очень вам благодарен, Калеб, за ваши заботы, — сказал Рэвенсвуд, с трудом удерживаясь от смеха, хотя в душе он все еще сердился на своего дворецкого, — А как же порох? Порох в погребах?

Маркиз, кажется, знает о наших запасах?

— Порох! Ха-ха-ха! Маркиз! Ха-ха-ха! — расхохотался Калеб. — Хоть убейте меня, ваша милость, не могу не смеяться. Маркиз! Порох! Есть ли порох в замке? Был когда-то. Знал ли об этом маркиз? Конечно, знал. В том-то вся и штука. Я полагал, что не так-то легко будет сладить с вами. Вот я и вспомнил про порох, предоставив маркизу заняться этим делом самому.