– По местам. Ждать, из машин не выходить.

И он снова вошел в сарай. Заточка уже куда-то исчезла. Лицо у Хозяина было спокойное и довольное, даже какое-то одухотворенное. В щели между досками проходили косые лучи света, хорошо видные в пыли, и подсвечивали его бородку и седые виски. Хозяин подошел ко мне на несколько шагов и сказал:

– Ну вот, Наум Исакович, мы и нашли все, что хотели.

Я стоял неподвижно, готовясь к драке. Хозяин усмехнулся и сказал усталым тоном:

– Наум Исакович, эта машина подчиняется только мне. Вы не сможете извлечь из нее никакой пользы. Если вы убьете меня, она может даже исчезнуть, и все вернется на свои места, а мои помощники снаружи останутся. Вспомните, ведь вы так ничего и не нашли. Думаю, мне достаточно было оказаться поблизости от этого места. А проводник больше не нужен.

– А зачем я?

– Вы можете оказаться нужным. У меня нет специальных знаний по физике, по технике и прочим вашим вещам. Я могу просто не справиться с управлением. Наум Исакович, пока помощники не соскучились, давайте попробуем войти.

Я встал на виток толстой пружины и, двигаясь по нему, добрался до двери. Там не было никаких запоров, никаких рычагов или кнопок. Я ударил ногой по корпусу, и не раздалось никакого звука. Корпус аппарата был твердым, как камень. Хозяин направился к пружинному основанию, а я спрыгнул в сторону. Едва Хозяин приблизился к люку, он со скрипом открылся.

56

И, конечно, я вошел вслед за ним. Там было темно и, кажется, тоже пыльно, наверх уходило что-то вроде винтовой лестницы, и оттуда сочился свет. Хозяин уже был наверху. Обходя выступы, я вскарабкался наверх и очутился в небольшой, но просторной, залитой дневным светом кабине. Стены ее состояли из прозрачного материала, вставленного в толстый металлический каркас. Снаружи не было никаких досок, а только наклонная каменистая равнина, на которой стояли две большие черные машины. Совсем недалеко поднимались горы, а вдали виднелся какой-то домик. Хозяин стоял рядом и смотрел на пульт. И опять мне стало не по себе: пульт был не лучше сарая, он был таким, как будто его изготовили - даже не в Берлине, а где-нибудь в Петербурге. На черной эмалевой поверхности располагались гальванометры со стрелками и реостаты в эбонитовых корпусах. И я до сих пор не могу понять, зачем понадобилась эта мерзкая декорация, да и вся постановка. Я подошел ближе к пульту. Прямо посередине торчала большая поворотная рукоятка со стрелкой, лежащей на черной панели с белыми надписями: Home, Process, Accelerate. Рукоятка стояла в положении "Home". Я сдвинул ее. Сразу внизу послышался звук, похожий на гудение электромотора, а потом раздался глухой удар и пробежал легкий ветерок. Видимо, закрылась входная дверь. Хозяин наблюдал за моими действиями без страха, на его чистом румяном лице был только интерес. Я сдвинул ручку дальше, завыло уже сразу несколько электромоторов, закрылась и вторая дверь, вернее, люк в полу, через который мы поднялись в кабину, и на пульте слабым светом зажглись лампочки. Ракета оживала на глазах. Очевидно, декораторы имели в виду ракету в духе идей Циолковского. Большевики что-то твердят и о Кибальчиче, моем бывшем объекте наблюдения, но это все глупость - такую ракету, как Кибальчич, придумали еще древние китайцы. Я повернул рукоятку еще дальше, к самому слову "Process", и местность вокруг заволокло густой пеленой дыма или пыли, доходящей почти до стекол кабины. Это происходило бесшумно. Когда стрелка коснулась слова "Process", стекла вокруг потемнели, а клубы пыли осветились изнутри желтым огнем. И ракета начала подниматься. Коричневые выжженные солнцем склоны стремительно ушли вниз, и вокруг осталось только темно-синее небо и белые зубья гор на горизонте. Ракета сотрясалась, двигаясь рывками. Горы на глазах становились все ниже, а небо темнее, но линия горизонта оставалась на том же уровне. Казалось, горы опускаются в огромную чашу. Они опускались, а из-за горизонта наплывали все новые горы, белые и серые, и казалось, что им не будет конца. Потом хребты дальних гор скатились внутрь чаши, став туманно-голубыми, а края чаши совсем выровнялись, и равниной на горизонте, наверное, был уже Китай. Хозяин следил за полетом с восторгом, а я не мог понять, почему нет перегрузок и почему мы можем стоять спокойно, как на смотровой площадке. Конечно же, это была не ракета Кибальчича! Некоторое время вид за стеклом не менялся, только линию горизонта затягивало туманом, но вдруг я заметил, что горизонт перестал быть прямым. Мне представляется цельной такая точка зрения: прав египетский мудрец Птолемей, а не Коперник. На самом деле Земля не круглая, а плоская, и ее накрывает хрустальный свод. Есть гравюра, где любопытный путешественник добрался до края земли, до соединения с небесным куполом, проделал дырку и с любопытством смотрит на шестерни и цепи мирового механизма. Какую бы конечную физическую преграду господь бог ни ставил людям, их хитрость и гордость разрушат любую стену. Безграничная пустота космоса на самом деле не означает безграничную свободу - это просто та стена, которая не может быть разрушена. Там нет ничего, кроме камней. И я в самом деле думал бы так, но я не религиозен. Мне только было непонятно и обидно, почему вместо тайн и мудрости Шамбалы лишь эта совершенная, но, в сущности, примитивная ракета да круглый как лысина шар Земли.

Но настало время разобраться с остальными приборами. Два больших реостата задавали угол полета по горизонтали и вертикали. И еще было много каких-то кнопок и лампочек. Я пробовал их нажимать, но ничего не изменялось. Тогда я стал с умным видом передвигать рычаги и нажимать на кнопки, ведь с одним колесом и двумя реостатами Хозяин мог справиться и без меня. Ракета продолжала подниматься. Теперь округлость Земли стала хорошо видна, а на краю шара появилась тонкая радуга. Я стал двигать реостаты, стараясь поймать в поле зрения Луну. Она выскочила сбоку совершенно неожиданно и оказалась непривычно яркой и огромной. Стрелка стояла между "Process" и "Accelerate". Я развернул ракету прямо к Луне. Хозяин смотрел на меня с одухотворением и благодарностью. Мы молчали. Я снова взглянул на Луну: она заметно увеличилась.

– Возвращаемся, - сказал я.

– Почему?
– спросил Хозяин.

– Чтобы вернуться! Потом объясню!
– я перевел рычаг сразу на "Home". Ракета затормозила рывками, а потом все опять стало спокойно, и только через несколько минут Луна снова уменьшилась. Больше я ничего не трогал. И Хозяин до самого приземления так и не произнес ни слова, только смотрел неподвижно сначала в черноту космоса, потом в оранжевое пламя, пожирающее все чуждое Земле, а потом в пыль, поднятую при посадке. Я не хотел оставаться там с Хозяином. К тому же это путешествие было предназначено для него, а не для меня.

57

На Земле был уже вечер, и последние лучи выглядывали из-за гор. Машины, слава богу, были на месте, и надо сказать, что помощники имели завидное терпение. Яйцеобразный аппарат опустился на то же место, откуда стартовал. Вокруг валялись обгорелые обломки сарая. Скалы были оплавлены, и труп Шина скорчился и почернел. Черная обугленная кожа на спине топорщилась, как растрескавшаяся земля в засуху. Хозяин велел подтащить его под пружинное основание ракеты - теперь я понял, что пружина была посадочным амортизатором. Один из водителей с машиной и оружием был оставлен возле ракеты для охраны, а мы с Хозяином поехали в базовый лагерь. Сотрудники, проходя мимо, приветствовали нас, но Хозяин не поддерживал разговор и привел меня в командирскую палатку. Он сам стал готовить чай, для чего был извлечен настоящий самовар. Разжигали его на дворе. Потом вошли внутрь и стали пить чай.

– Почему мы вернулись?
– спросил Хозяин.

– Луна приближалась очень быстро. Мы летели со слишком большой скоростью.

– Что это значит?

– Специальная теория относительности. Если лететь с околосветовой скоростью, местное время не изменяется, а в точке отлета могут пройти годы.

– Я что-то читал, но не верю.

– Мы проверили. Мы стартовали в полдень, а сейчас уже почти ночь. Если бы мы летали дольше, мы вернулись бы в будущее. Или вы точно знаете, куда лететь?

– Нет. Дайте подумать. И никому не говорите об этом.

58

Утром я проснулся поздно, и вчерашние события с большей достоверностью могли быть сном, а не явью. Но Шина не было, а в командирской палатке проходило какое-то совещание. На отсутствие Шина, одного водителя и одной машины пока никто не обращал внимания. Я спустился вниз, к ручью, и стал умываться. Камни вокруг еще не потеряли разноцветной утренней окраски, и от них тянулись длинные тени. Солнце поднималось на глазах, и пока я вскарабкался по склону обратно к лагерю, все уже приняло обычный вид: коричневые камни, вдали белые вершины, голубое небо, пыль и жара. Хозяин уже искал меня вдвоем с Игорем Анатольевичем, тем, который вез меня из Бомбея. Мы опять пошли в командирскую палатку, где посередине стоял походный столик с разложенными на нем бумагами и картами. Мы сели к столику, и Хозяин начал разговор. Он предложил нам увести ракету в безлюдное место и ждать там дальнейших указаний. Перевозчиков (как я уже говорил, вряд ли это его настоящая фамилия) должен после посадки сообщить Хозяину, где находится ракета. Если ракета не полетит без Хозяина, мы отправимся вдвоем: я и он сам. Пока он все это говорил, я смотрел на клочок бумаги, лежащий на карте - то самое письмо Махатм. Хозяин спросил мое мнение, и я ответил, что литературные достоинства послания великолепны. После этого мы отправились на машине к Шамбале.