— Будем надеяться.

— И всё-таки надо бы поспешить… Раскроется в «комплексе»… — Я заметил, что единственный человек, которому я мог бы сейчас охотно рассказать о своих планах, была эта, в сущности, мало знакомая мне женщина. А отнюдь не моя жена. — Как все преступления, совершённые устойчивой группой.

— Вы считаете, Пухова убила устойчивая группа?

В отличие от Анны, разговаривая, моя жена быстро всё смекала и быстро-быстро задавала вопросы мне, словно стремилась поскорее освободить меня от необходимости продолжать. Я укладывался в короткие, отведённые для ответов секунды, но после разговоров с нею я часто чувствовал себя так, словно мою душу поспешно и не очень деликатно обыскали.

— Да, так мне кажется. Многое тут странно.

— Странно? — Светло-синие под чёрными длинными ресницами глаза смотрели ласково-любопытно. Анна не торопила меня. Мы словно много лет знали друг друга.

— Я встречался с женой Умара Кулиева… Она сейчас в Москве. Кулиева могла бы многое рассказать.

— Только она вряд ли решится. — Как в каждой женщине, в Анне жил природный следователь, сыщик от бога.

— И всё-таки одну вещь Кулиева сказала. Мазут переправлял записку из тюрьмы от её мужа…

— От приговорённого к смерти? И такое бывает?

Анна качнула плечами, поправила висевшую на спинке стула сумочку движения её были удивительно гибки, мне доставляло удовольствие наблюдать за ней.

— Ты лучше знаешь здешнюю жизнь… — сказал я, вглядываясь в желтоватые волокнистые растения на дне тарелки.

— Знаю только, что она не скажет тебе всей правды. У нас все разуверились. Человек жалуется утром должностному лицу на мерзавца, а вечером тот, на кого он жалуется, уже в курсе дела. И расплата грядёт.

— Я, честно, не очень-то в это верю. Хотя многие говорят то же. Ну, хоть один пример у тебя есть?

— Но ведь и у меня только одна жизнь… — Она улыбнулась.

Официантка снова приблизилась. Она принесла что-то рыбноконсервное, выловленное в чужих морях и привезённое за тысячи вёрст. Свежую рыбу нашего моря достать к столу можно было только из-под прилавка.

— Хоть один пример! — напомнил я, когда официантка удалилась.

— Ты видел, когда хоронили Пухова, на кладбище… Со мной стояла женщина. С чёрным бантом…

— Вдова Ветлугина?

— Ты с ней знаком? — Анна удивилась. — Она, кстати, здесь, в ресторане. Не оборачивайся. Третий столик за твоей спиной… — Мы незаметно перешли на «ты».

— У неё муж погиб на охоте, самопроизвольный выстрел из охотничьего ружья…

— Ерунда! — Она отложила ложку. — Никакой это не несчастный случай. Её мужа убили. Закатили в лоб полный заряд дроби. Днём! Принародно!

— Наверняка нашлись бы свидетели!

— Они есть! Человек десять, а может, пятнадцать! Но они тоже ничего не скажут!

— Откуда всё это известно? И про свидетелей, и про дробь? Ты вскрывала его?

— Это было до меня. Но всем это известно! Все знают!

— В том числе и вдова Ветлугина?

— Конечно!

— Вот ты и попалась. — Я легко хлопнул ладонью Анну по руке. — Я час назад с ней разговаривал. Она и слова не сказала о том, что её мужа убили!

Анна улыбнулась.

— Господи! Да она боится! Я именно от неё и слышала, что его убили.

Я сидел, сбитый с толку.

— Поэтому я и говорю: вы ничего не знаете о здешних трагедиях! Сколько людей гибнет! И всё тихо! Всё списывают на несчастные случаи! Не молчат у нас только мёртвые.

Я снова вспомнил жену: речь её была удивительно образной. Сложись обстоятельства иначе, Лена могла стать популярным телеобозревателем или видным общественным деятелем. Видит бог, я испытал бы чувство удовлетворения и гордости за неё. Мне же для жизни требуется, видимо, простая женщина. Как Анна Мурадова.

— Не знаю. — Я замолчал. — Для начала мы должны снова вместе поужинать. Шашлык «Дружба», я надеюсь, поможет нам во всём разобраться.

— Меня ни для кого нет, кроме прокуратуры бассейна, — предупредил я Гезель.

Весть о том, что водный прокурор предписал немедленно приостановить новую установку, вызвала мощный противоречивый взрыв общественной активности. Наш телефон буквально разрывался от звонков.

— Со всеми делами, Гезель, переключай на Балу!

Моего молодого помощника никто пока в городе не принимал всерьёз, кроме случайных посетителей и младшего чиновничьего аппарата.

— Гезель! — сказал я. — Пожалуйста… Когда жена Умара Кулиева вернётся, заведи её под каким-нибудь предлогом к нам. Я хотел бы с ней ещё поговорить. Но так, чтобы никто не мешал.