– Вот!
– "Штирлиц"передал конверт.
– Мне ехать?

– Нет, - тот не входил в их команду.
– Бери такси. И на вокзал. Скорее всего, ты будешь нужен Цуканову...

– Опять в Домодедово?!

– Да, дежурный отправит тебя тепловозом...

– Все?

– Да, разъезжаемся.

На светофоре Игумнов вскрыл конверт.

Исполненное калиграфическим почерком второгодникашкольника послание Цуканова содержало несколько отдельных сюжетов, не отделенных друг от друга знаками препинания.

"Убить нельзя помиловать..."

Тем не менее Игумнов разобрался:

"Коржакова похитили..."

Причем в ту самую ночь, когда он заходил в палатку "Азас".

Там он оставил личные документы, которые Цуканов изъял. В похищении Коржакова участвовали оборотнипатрули...

Сегодняшняя ночная разборка в Домодедове закончилась мокрухой. За переходным мостом обнаружен труп. Убитый оказался видновским авторитетом Сохой...

"Соседом по даче начальника розыска в о з д у ш к и ...С которым Желтов обещал переговорить..."

Он порвал записку

. Еще в конверте лежали документы. Игумнов раскрыл заграничный российский паспорт:

"Коржаков Евгений Иванович..."

Лицо на фотографии показалось на кого-то похожим, хотя Игумнов был уверен, что видел его впервые...

"Комитет Глубокого Бурения..."Такое, чтобы увидел и тут же забыл..."

Тут же находилась карточка "Альфабанка", лечебная книжка военного санатория. Последняя была вообще не заполнена.

"Непонятно..."

Он переложил паспорт в карман.

"Все. Погнал..."

Последняя мысль пришла как бы вдогонку:

"Если Коржакова похитили неделю назад, а теперь ищут... Значит...Коржаков бежал!.."

Петровка, 38 была рядом.

Cтарший опер Самарский уже ждал - высокий вихрастый живчик, коротко подстриженный, с треугольным узким лицом. На нем была спортивная куртка, кроссовки, джинсы. Так теперь ходили сыскари во всей Европе. И еще в Израиле.

Игумнов?..
– он открыл дверцу, сел рядом.
– Привет...

Старший опер МУРа и внутренне тоже поддерживал корпоративный дух розыскного братства, Игумнов это сразу почувствовал, узнав знакомую манеру.

– Ты чего припозднился?
– спросил он, словно они знали друг друга сто лет. Дежуришь?..

– Домой еду, - Игумнов не стал говорить про дом в Варсонофьевском , у

которого он недавно стоял. Ни о чем, что его в действительности заботило.

– Живешь поблизости?

– У Белорусского.
– Счев этикет соблюденным, предложил.
– Давай к делу, старшой...

– Что у тебя на Коржакова?
– Самарский поправил надплечную кобуры под

курткой, подвинулся ближе на сиденьи.

– Простой интерес...

– Так не бывает, Игумнов, - Муровец недоверчиво засмеялся.

– Бывает.
– Игумнов достал визитную карточку.
– В одном месте мы изъяли это... Тебе она нужна?

– Нет. Вот если бы документы!

– Держи!
– Игумнов приложил к визитке российский заграничный паспорт.

Самарский глянул:

– Коржакова?! Ну ты щедр!
– Старший опер обрадовался, как ребенок. Где

же он находился?

– На линии по Каширскому ходу...

– А точнее...

– Всему свое время...

Старший оперуполномоченный успокоился, но тут же спросил:

– Почему ты все-таки им заинтересовался?

– Документы лежали в одном месте, а человек за ними не приходил. Подозрительно, согласись...

Очередь задавать вопросы перешла к Игумнову:

– Как ты узнал про Качана? Тебе позвонили из Адресного?

Старший опер засмеялся.

– Там у меня жена...

– Ну, ты ценный кадр для начальства... Зеленая улица постоянно.

– А сеструха в первом спецотделе! В Главке области...

– Вот это связи, ничего не скажешь... Коржаков в розыске?

– По моей записке. Жена положила ее в картотеку. "Позвоните Самарскому"и телефон... Извини, Игумнов!
– Его мобильник внезапно проснулся. Старший опер прильнул к сотовому.
– Да... Понял. Повтори...

Игумнов перевел взгляд.

На нескольких этажах Московского Главка горел свет. Там находились

кабинеты МУРа, вся остальная часть здания была затемнена. Сбоку со Второго Колобовского выезжали машины.