Шрифт:
– Поэтому ты так долго? – спросил граф.
Еропка тотчас насупился.
– Поэтому, не поэтому… Ну всего-то на полчаса остановился, в трактир японский зашел. Это вы, барин, из железа, а я питаться должен, скучно мне без еды… Ну, я вам доложу, там и еда! Сарачинская каша клейкая, да к ней ракушки и всякие морские гады, глядеть на них тошно, не то что в рот взять, да кусок рыбы сырой, да слива в уксусе, да чай басурманский в во-от такусенькой чашечке и без сахара совсем… Спросил я гречневую кашу с маслом – ихний половой по-нашенски ни гугу. Чего ты, говорю, кланяешься да улыбаешься, сыроядец, ты мне кашу неси! Не, не несет… Бестолковый народ. Я так смекаю, он оттого и мелкий, что не еда у них, а одно сплошное над естеством надругательство…
Лопухин невольно улыбнулся.
– Рис – хлеб этой земли.
– Скажете, барин! Разве ж это хлеб? Курям разве что на корм и им же на смех…
– Палочками ел?
Слуга обиделся.
– Палочками! Одичал я, что ли? У меня ложка при себе, во! – Еропка продемонстрировал предмет столового обихода, по всей видимости позаимствованный на камбузе «Победослава».
– И монеты у них с дыркой, – привел он последний уничтожающий аргумент.
В час пополуночи вернулся Корф, чуточку навеселе и в одиночестве. Посланник выглядел озабоченным.
– Как я и предполагал, цесаревич был приглашен микадо на ужин в узком кругу. Само собой разумеется, приглашение он принял. Иначе нельзя.
– А вы?
Корф насупился. Развел руками:
– Я не был приглашен…
– Хорошенькое дело!
– Да не беспокойтесь же! Нет повода. Цесаревич будет доставлен сюда живым и невредимым. Но…
– Мертвецким?
Корф вздохнул.
– Боюсь, что слегка уставшим…
– Понятно. Советую прямо сейчас послать за врачом. Может понадобиться промывание желудка.
Найдя мысль здравой, барон пошел распорядиться. Лопухин же решил, что если он имеет право на толику сна в эту ночь, то использовать это право надо немедленно. Сел в кресло и уснул, положив себе проснуться ровно через час.
Без пяти минут три появился Иманиши.
– Мне нет прощения, – заявил он торжественно.
– Что случилось?
– Я не сумел убедить его императорское высочество отказаться от ночной прогулки по Токио. Он обругал меня и ушел. Не следует беспокоиться, его особу охраняют.
– Рассказывайте толком!
– Хай. Выехав из императорского дворца, цесаревич внезапно потребовал остановить экипаж и вышел. Сказал, что хочет прогуляться пешком, а гвардейцам приказал… прошу прощения… вот подлинные его слова: «Катитесь вы к чертовой матери, макаки!»
Самый внимательный физиономист не сумел бы заметить на лице японца признаков гнева и возмущения от нанесенной обиды. Лишь голос, чересчур сухой и официальный, намекал на то, что Иманиши оскорблен всерьез.
– Я тщетно пытался отговорить его императорское высочество от его намерения. Когда это не удалось, я приказал лучшим своим агентам следовать за цесаревичем, не привлекая к себе внимания. В данных обстоятельствах я не смог сделать большего. Мне нет прощения.
– Если с ним случится скверное, тогда нам действительно не будет прощения. Где он?
– Очень скоро мы получим самые точные сведения.
Граф закурил папиросу. Раздраженно швырнул в пепельницу горелую спичку.
– Ладно, будем ждать… Ну а как прошла встреча цесаревича с божественным микадо? Надеюсь, ничего такого?..
– Его императорское высочество обладает подлинно самурайским духом, – дипломатично сказал Иманиши.
«Пьет много саке и ведет себя чванливо», – мысленно перевел Лопухин.
Ладно. Могло быть хуже. В конце концов, в том, что касается большой политики, мнение микадо о будущем российском императоре не имеет решающего значения. Микадо по-прежнему лишь царствует, а правят страной другие. Еще недавно – сиогун и бакуфу, теперь – министры из влиятельных кланов, уже не столько феодальных, сколько промышленно-финансовых. Навряд ли цесаревич сумеет раскрыть себя для них с неожиданной стороны – не приходится сомневаться в том, что у них давно имеются исчерпывающие сведения о способностях и привычках наследника российского престола…
Иначе и быть не может. Японцы – люди обстоятельные и непростого ума. Только по этой причине их страна не стала ничьей колонией и уже не станет.
Но Япония еще слаба. Ссориться с Россией ей совершенно ни к чему. А коли так, можно надеяться на то, что любые, даже самые дикие выходки цесаревича японские власти постараются затушевать и по возможности скрыть от газетчиков. Уж что-что, а не замечать бестактности гостя у японцев получается лучше всего!
Иманиши вышел, извинившись, и скоро вернулся.