Елена лежала под грузным телом именитого врача и стонала, но не от боли, как недавно Юлия, а от наслаждения.

Наконец ее обдало внутри горячим семенем, и Елена кончила.

Через несколько минут она — уже одетая и серьезная — прощалась с Юлианом.

— Ты должен принести мне яд завтра ночью. Ясно?

— Да, госпожа.

— И никаких непредвиденных задержек! А то… Ты меня знаешь, Юлиан.

— Я принесу все вовремя, ваше величество!

— Хорошо, — сказала Елена с жестокой улыбкой. — Знай, Юлиан, когда мой враг умрет, я награжу тебя. У маленькой Юлии есть два брата-близнеца. Если все будет хорошо, они станут твоими.

Юлиан низко поклонился и вышел из спальни. Скоро он был уже дома и заперся в лаборатории, приготавливая нужное для Елены зелье. Работа была столь кропотливая, что он не заметил, как за окном уже начало светать. Сначала жидкость, над приготовлением которой он трудился, была темно-желтого цвета, но он добавил какой-то серый порошок, и она стала прозрачной. Юлиан понюхал — запаха не было. Заказ императрицы был исполнен. Он подошел к окну. Константинополь просыпался. Уже слышались крики возниц, везущих товары на городской рынок, визгливое переругивание женщин из простонародья и голоса детей. Посмотрев на пробуждающийся людской муравейник, врач спрятал склянку с только что сделанным ядом в дальнее отделение шкафа и пошел спать.

А в это время далеко от столицы империи то же солнце, что поднимало жителей Константинополя, стало досаждать сну Александра и Феодоры. Оно било прямо в окно их спальни и освещало высокое ложе, на котором они забылись сном. Этой ночью Феодоре снились красивые, светлые сны, как, впрочем, и прошлой, и позапрошлой. Она была истинно счастлива с Александром. Прошло лишь несколько дней после их свадьбы, но Феодоре казалось, что они прожили вместе уже целую жизнь. Она была любима и любила. Теперь она уже точно знала, что любит Александра, и ей верилось, что впереди ее ждут только свет и радость. Мурад хоть порой и вспоминался ей, но уже не вызывал прежних бурных переживаний.

Феодора полностью признала верховенство Александра в семье. Он был сильным и умным мужчиной, уважающим свою жену. А ей ничего больше и не надо было для счастья, разве что ребенка, но это, верила она, только вопрос времени.

Александр проснулся. Спальня уже была наполнена светом, а по потолку смешно бегали солнечные зайчики. Он посмотрел на спящую Феодору и не выдержал — очень бережно, стараясь не разбудить, поцеловал ее в губы. Она не проснулась, но улыбнулась и сквозь сон ответила на поцелуй. Тогда он попробовал поцеловать ее закрытые глаза, но от прикосновения она вздрогнула и пробудилась.

— Доброе утро, моя красавица, — сказал он. Феодора потянулась и промурлыкала что-то нечленораздельное.

— Давай сходим искупаемся, — предложил он, поднимаясь с постели.

— Давай, — согласилась она.

Море было метрах в тридцати от дома, и она решила не одеваться, а лишь накинуть легкий халатик. Она протянула было за ним руку, но Александр схватил его раньше нее.

— Нет, моя радость. Мы пойдем купаться прямо так, — засмеявшись, сказал он.

— Но вдруг нас кто-нибудь увидит.

— Никто нас не увидит, — заверил он и, схватив ее за руку, повел к морю.

На небе не было ни единого облачка. Легкий ветерок приятно овевал еще не отошедшее ото сна тело.

Вода в Босфоре была почти черная, резко контрастирующая с яркой зеленью близлежащих холмов. Обнаженные тела Феодоры и Александра напоминали на фоне восходящего солнца статуи греческих богов. На пустынном берегу не было ни души, только чайки, горланя, кружили над волнами.

Александр обнял Феодору за талию.

— Я никогда не был счастлив, как эти несколько дней, что прожил сейчас с тобой, — сказал он ей. — Я тебя очень люблю, красавица.

Ее руки коснулись обнаженного тела Александра. Она вздрогнула; она всегда вздрагивала, когда прикасалась к нему. Потом она обхватила его за шею и притянула к себе, так чтобы можно было поцеловать. Нежность и взаимное желание быстро нарастали. Невозможно уже было сдерживаться дольше. Своим бедром Феодора ощущала твердость восставшей плоти. Их переплетенные тела упали на песок. Феодора разбросала ноги, и Александр медленно вошел в нее.

Феодора ощутила, как радость заполнила ее. Теперь уже было все равно, увидит их кто или не увидит: для нее не существовало сейчас в мире никого, кроме нее и Александра. Александра и ее. Они достигли вершины вместе. Александр поднялся и сел рядом с ней на песок. Одной рукой он поглаживал грудь Феодоры, а другой дотянулся до одинокого камушка и швырнул его в море. Лицо белокурого великана светилось нескрываемым счастьем.

— А ты не боишься, что кто-нибудь заметил нас, Александр?

Он рассмеялся: раз его жена задает такие вопросы, она пришла в себя.