Я едва не заплакал от горя и бессилия, но и этого уже не мог. Кажется, сумел лишь всхлипнуть. Потом – не помню.

Очнулся я с ощущением легкой тошноты, головокружением и мыслью о том, что терять сознание не по своей вине входит у меня в привычку. Мысль как мысль, обыкновенная, зато привычка паскудная. Допрыгаюсь – когда-нибудь меня отключат навсегда.

Затем я вспомнил, что произошло, и на целую секунду затосковал. Потом стал прикидывать, как лучше выкрутиться.

Я свободно парил в кают-компании. Мои руки были схвачены за спиной наручниками и пристегнуты к лодыжкам. Поза не из приятных.

– Привяжите его к чему-нибудь, – прозвучал раздраженный голос Стерляжего. – Болтается, как это самое в проруби… Нет, только не к панели. Себе дороже. Пусть в центре висит, на растяжках. Вон туда шнур продерни и туда.

Кто-то сопел в затылок. Меня перевернули, и я увидел всю компанию – Стерляжего, Надю и Капустяна. Белобрысый Аскольд возился со шнуром, фиксируя меня так, чтобы я ни в коем случае не мог дотянуться до стен. Дурак. И Стерляжий тоже дурак и перестраховщик, если думает, что я могу каким-то образом взять над ним верх, дотянувшись до панели управления. В аппаратном модуле – да, смог бы, но не в кают-компании же!

Словом, меня зафиксировали, и я повис. Сопротивляться или просто трепыхаться я и не думал – что толку? Очевидно, мне предстояло еще немного пожить, пусть и в неудобной позе, а там посмотрим. Ликвидировать меня без допроса начальство «Грифа», по-видимому, не собиралось.

– Что же ты, сукин сын, а? – сказал Стерляжий.

Я промолчал – вопрос относился к числу риторических. Похоже, Стерляжий принял мое молчание за нежелание отвечать толково, правдиво и не раздумывая. Это он зря: теперь даже дети знают, что специалисты своего дела обязательно разговорят клиента. И даже неспециалисты вроде Стерляжего. Если постараются.

– Это не он, – вмешалась Надя. – Он не Святополк Горелкин. Он Олег Берш, агент в чине майора. Вибрион для «Грифа» и для всех нас.

– Какой еще вибрион? – спросил Капустян.

– Тайная операция так называется. А главный исполнитель – вот он висит, вибрион холерный…

Зря она это сказала. Холера ассоциативно связана с выгребной ямой. У каждого человека есть свой личный темный страх, обычно глубоко запрятанный. Для меня это страх погибнуть, захлебнувшись в канализационном коллекторе. Именно в нем. Будто не все равно, где помирать.

В кают-компании было жарко – терморегуляция опять барахлила. Аскольд потел, Стерляжий тоже. Надя обмахивалась книгой, придерживаясь другой рукой за скобу, чтобы не улететь. Капустян висел просто-напросто в трусах, выставив на обозрение широченную волосатую грудь, подпертую выпуклым шерстистым животиком.

Тут же с невинной физиономией плавала глупая кукла Аграфена, распотрошенная и напоминающая препарированную лягушку, – плавала до тех пор, пока Стерляжий не поймал ее за ногу и не вышвырнул вон из кают-компании. Вот, значит, где на «Грифе» хранилось оружие – разумеется, пневматическое, стреляющее иглами! Недурно придумано. Не насчет игл, понятно, – надо быть редкостным идиотом, чтобы затеять на орбитальной станции пулевую стрельбу, – а насчет места хранения. А я-то, лопух, уже почти поверил в то, что оружия здесь нет, если не считать пулеметов в боевых капсулах да генераторов энергошнура…

Скрипнул зубами. Не помогло.

Пистолетом теперь поигрывал Стерляжий – чуточку картинно, но это не ввело меня в заблуждение. Когда человек по-настоящему зол, это чувствуешь сразу. Поигрывая пневматиком, он не меня пугал – успокаивал себя и, кажется, не слишком успешно.

Пауза оказалась кстати и для меня – едва не запаниковав, я все же взял себя в руки. Партию мне не выиграть, но всегда остается надежда на пат – лучшее, на что я могу рассчитывать. Это только герои кинобоевиков в подобной ситуации рвут путы, с отчетливым хрустом сворачивают шеи тем наивным, кто пытается их остановить, и за секунду до взрыва специальной мины улетают на угнанной капсуле… Интересно, как?! Единственное место, где можно не только сесть в капсулу, но и покинуть ее – ангар «Грифа». Для посадки на Землю она не предназначена, для пристыковки к МКС – тоже. Капсулу физически невозможно покинуть, находясь в скафандре, а значит, перебраться с нее на МКС через открытое пространство мне тоже не светит. Стоит сворачивать чужие шеи, прорываясь с боем к летающему гробу!

– Значит, не Святополк? – наконец выцедил сквозь зубы Стерляжий. – Вибрион, значит?

Долго же до него доходит…

– Именно, – ответствовал я, стараясь держаться наглее. – Не Святополк, не Брячислав и не Добрыня. Даже не Вышата Серославич. Что дальше?

Под скулами Стерляжего перекатились желваки.

– Можно сделать тебе укол, и ты все выложишь как миленький, – сказал он. – Только не всякая дрянь этого заслуживает. Ты, например, нет. Мне вообще прикасаться к тебе противно. Поэтому при необходимости я буду стрелять в тебя иглами с геморрагином и слушать, как ты воешь от боли. А в промежутках между воем я буду задавать тебе вопросы.

– Задавай, – сказал я, силясь пожать плечами. – Отвечу. Только можно сначала я спрошу?

– Заткнись.

– Как? – спросил я, сделав вид, что не расслышал. – Я хочу знать только одно: как меня вычислили? Больше ничего. Похвастайся. Я ведь не удеру отсюда и ничего не сообщу на Землю, это ты должен понимать…

– Заткнись, сказано.

– Я покажу, – вмешалась Надя.

– Зачем?

– Просто так. Пусть посмотрит.

Повернувшись ко мне профилем, она убрала с уха локон. Лучше бы она этого не делала!..