Шрифт:
– Кудай-то навострились, мазурики?
– На увал, кататься, - ответил словоохотливый Андрейка.
– Запуржит сёдни.
Дед Савостий слез с саней, подтянул подпругу у Гнедка. В покрасневших от встречного ветра глазах его стояли слезы и блестели, как стекляшки. В латаной-перелатаной шубейке, в шапке, больше походившей на растрепанное воронье гнездо, в подшитых автомобильной резиной пимах, он шустро хлопотал возле коня и, шмыгая покрасневшим носом, говорил:
– Морочит вон на закате. Небо, вишь, обрюхатело...
Данилка удивился: с чего это дед взял, что запуржит? Небо как небо. На западе, правда, темнеет - ну и что?
– Не пужай!
– Андрейка беспечно отмахнулся.
– Ну глядите!
– Дед Савостий залез в сани, лихо гикнул: - Эй вы, залетные!
И укатил в деревню.
Мальчишки вышли на увал. Заснеженное, в застывших комьях поле лежало перед ними, а дальше четко рисовался зубчатый лес. Солнце било им в спину, отбрасывая длинные голубые тени, и ребята припустили к лесу.
Лыжня тянулась слюдяной ниткой, выпукло отсвечивая на подтаявшем и выдутом поземкой насте, хрупала льдинками под тяжестью и царапала лыжи. Идти было трудно, но мальчишкам все равно радостно от сладкого мартовского воздуха, от весеннего света, от предчувствия лета с ягодой, купанием и свободой от школы.
На опушке леса, когда пришли на место, мальчишки поснимали шапки пар так и повалил от голов, как после бани. И тут прямо на них выскочила косуля. На миг она испуганно остановилась. Мальчишки, разинув рот, тоже замерли. Косуля сделала огромный прыжок в сторону и сильным махом пошла по снежной целине вдоль увала. Грациозное, полное сил и красоты животное ошеломило ребят, и они молча, с восхищением глядели ей вслед, а косуля, закинув точеную сухую голову, уходила ровными сильными прыжками. Рыжая, она долго виднелась на блистающих под закатным солнцем снегах, и только когда исчезла из виду, Андрейка выдохнул восторженно:
– Вот это да!
– Откуда она?
– удивился Ромка.
– Они тут не водятся.
– С гор забежала, - предположил кто-то из мальчишек.
Все посмотрели на дальние горы, голубеющие над снежной белизной степи. Вот куда бы добраться, покататься с круч, посмотреть на диких козлов и косуль!
Они накатались и нападались с трамплина и уже собирались возвращаться в деревню, когда Андрейка предложил сыграть в "сыщики-разбойники". Поконались на палке, и Данилке выпало быть "разбойником". Все мальчишки, "разбойники", устремились в лес, в чащобу, а "сыщики" остались на опушке, чтобы потом ринуться на поиски. Данилка решил спрятаться так, чтобы ни один "сыщик" не отыскал. Лез напролом по буеракам, проваливался в сугробы, забыв уже, что он "разбойник", и представляя себя первооткрывателем-землепроходцем. Будто идет он по нехоженому лесу, идет по неизвестным землям, навстречу открытиям, навстречу славе, как Хабаров-казак, о котором недавно прочитал книжку.
Данилка скатился в овраг, застрял в чащобе. И вдруг обнаружил, что в овраге сумрачно сгущается синева и стоят темные молчаливые ели. Он вспомнил, что в таких вот глухих оврагах устраивают себе логово волки. И от этой мысли у Данилки побежали по спине колкие мурашки.
Барахтаясь в снегу, цепляясь лыжами и палками за поваленные лесины, Данилка выбрался из оврага и прислушался: где голоса ребят? По верхушкам деревьев шастал ветер, осыпая снежный бус. Наверное, в поле крутится поземка. Как из колодца, между вершин елей виднелись первые звезды. Пока дойдут домой, совсем ночь будет.
Данилка напряг слух, но, кроме ровного гуда в вершинах, ничего не услышал. На душе стало неуютно. Он закричал:
– Э-эй! Где вы-ы?!
Прислушался. Ответа нет. Даже горластого Андрейки не слышно.
Данилка перевалил через колоду, вышел на поляну и увидел, что на синем от сумерек снегу переплелись несколько лыжней. Данилка встал на распутье. Снова закричал:
– Э-эй! Ребя-а!
Тишина. Только ветер воровски пошарил в кустах, осыпая иней, сырой и тяжелый, как мокрая соль. Данилка быстро пошел по лыжне, которая, как ему казалось, ведет к трамплину. Сейчас он выскочит на поляну, где сломана ель, а оттуда рукой подать до ребят.
Он шел долго, а поляны все не было.
– Ромка-а! Андрейка-а! Я здесь!
Ни звука в ответ.
Как волк, прокрался в кустах ветер. А если это и впрямь волк? Колючий мороз продрал Данилке спину. Тут водятся волки. По ночам приходят к скотному двору и к конюшне. Дед Савостий палит в них из берданки.
Совсем свечерело. И надо было, дураку, так далеко забираться! Ага, вот поляна! Данилка с облегчением вздохнул - теперь недалеко до трамплина. Ребята там, конечно, ждут. То-то удивятся, когда он расскажет им про волчиный буерак. Он уже видел раскрытый рот и округлившиеся глаза Андрейки и прищуренный, недоверчивый взгляд Ромки. Данилку охватил приступ жуткого восторга, то-то он над ними посмеется: проиграли "сыщики", не нашли его!
И вдруг Данилка обнаружил, что поляна не та. Должна стоять сломанная ель посередке, а на этой поляне ее нет.
– Э-эй!
– закричал Данилка изо всех сил.
– Ребя-а, где вы?!
Все сильнее и сильнее гудело в вершинах деревьев, неслись тяжелые низкие тучи, и что-то грозное и жуткое было в их стремительном полете. Данилка боялся признаться себе, что заблудился, обманывал себя, но страх все больше и больше овладевал им. Заныло сердце от недоброго предчувствия.
Данилка выбрал лыжню и пошел быстрее, и опять ему казалось, что идет он правильно. Углубился в сумрачный лес, стараясь не глядеть по сторонам: в каждой коряге ему что-нибудь мерещилось.