Шрифт:
– Дура конопатая!
– Трус! Трус! Проверь – штаны сухие?
– Тихо, я сказал!
– Бей!..
Лодка накренилась рывком – слон атаковал снизу. Большое, нечеловеческое, прозрачное, скрывающее в себе серые, как пищевая паста, мутные комки, ворочалось под килем, пучилось, выдавливая лодку из воды. Потеряв равновесие, коротко вскрикнула Вера, ударившаяся о шпангоут больной рукой. Взвизгнул Йорис. Опасно перегнувшись через борт, Питер пырнул пикой взбаламученную воду – раз, другой… На третьем ударе рвануло так, что пику едва не выдернуло из рук, но слон все же отступил, ушел на дно, лишь вода рябила и пузырилась там, где он погрузился – на целую минуту, а если очень повезет, то и на две.
– Весло!.. – скомандовал Питер.
21
– Потри-ка мне спину, – сказал Илья.
Дэйв шлепнул его мочалкой по спине и начал тереть.
– Легче! Легче! Озверел?
Дэйв выругался.
– Хорош банный день, – сказал Маркус. – Мыла нет, горячей воды нет. Песочком потереть кого-нибудь?
Людвиг опрокинул на себя ушат воды.
– Все-таки чуть теплая… Что ты хочешь от сырого торфа? Я еще когда говорил: нужно от котла трубы провести, чтобы теплообменник был в башне. Тогда была бы горячая. И синтезатор работает все хуже. Откуда мыло?
– У Лоренца небось есть. Только он не моется.
Кто-то прыснул.
– Он моется по ночам, – возразил Уве. – За «махер» свой дрожит. Так при кобуре и стоит под душем – себя трет и кобуру надраивает…
– Хе-е…
– Кто полотенце взял? Здесь висело.
– И из пасти у него воняет, как из…
– Зубы гнилые, оттого и бесится. Все болезни от зубов.
– Кстати, о душе. Моя очередь.
– Моя!
– Протри глаза. За Дэйвом я занимал, потом Киро. А тебя здесь вообще не было.
– Чего-о?
– Ничего. Давно в глаз не получал?
– Эй! Эй! Этого не хватало!
– У кого мое полотенце?
– Людвиг, ты правильный тевтон. Чья сейчас очередь?
– Запереть Лоренца снаружи, пускай в обнимку с кобурой посидит здесь суток двое-трое, умнее станет…
– Да он дверь прожжет!
– А ты откуда знаешь, сколько у него зарядов? Может, правда ни одного? А если два, так и на дверь хватит, и на тебя, умника, останется. В который раз об этом говорим. Надоело.
– Ладно вам, куда полотенце дели? Холодно же.
– Что?
– Да вот Пупырь полотенцем интересуется.
– Его вытереть никакого полотенца не хватит. Так высохнет.
– Совсем холодная пошла…
– А канючил-то как: с Питером, мол, хочу уйти! Сидел бы сейчас, деточка, в грязи по маковку и лапу сосал.
– Я не канючил!
– Нет, серьезно. Я сегодня целый день думаю, где они могут быть. Если разбили лодку, значит, идут берегом.
– Ха, берегом! Там болота бездонные!
– Положим, бездонных здесь не бывает. Вот за кряжем на юге – там да… Островки опять-таки, переночевать есть где. Мокроступы сделают, пройдут. От червей Питер отобьется. Он мне сам говорил, что дней за десять пройти можно. И потом, у них просто нет другого выхода.
– Это если лодку разбили… Ладно, ты не мели, ты предлагай. Что ты предлагаешь? Встречную экспедицию?
– Догадливый…
– Лоренц тебе устроит экспедицию! Торфа давно не нюхал – соскучился? Нужна его превосходительству экспедиция, как же! Он и Веру и Йориса спишет со спокойной душой, лишь бы Питер не вернулся…
– А ты ему это в лицо скажи.
– Умный, да? Вот интересно: каждый ждет, что другой себя подставит, а не он. Только зря надеешься: все мы здесь такие умные.
– Заткнись, шкет, надоел. Нет, в самом деле, что вы все его боитесь? царь он вам? бог?
– Люди вы или нет? Полотенце отдайте!
– Нет у него двух зарядов. Один – максимум…
ИНТЕРМЕЦЦО
Что-то давно меня не беспокоили.
С чего бы?
То, что он хулиган, я понял уже давно. Бывают радиохулиганы, бывают телефонные и всякие другие прочие, а этот – темпоральный. Прогрессируют потомки…
Не беспокоит пока – и хорошо.
Их у меня двадцать семь – двадцать семь маленьких уродцев, взрослых детей, с которыми я могу сделать все, что захочу. Например, один раз ошибется Диего, и все потравятся. Или на лагерь нападет цалькат. Или Анджей-Пупырь со временем найдет способ экранироваться от излучения странного солнца, и тогда жизнь пойдет своим чередом и Стефан спустя несколько лет женится на Маргарет…
Почему бы нет?
Мне делается страшно оттого, что я хочу им помочь, всем вместе и каждому в отдельности, а особенно Джекобу – ему в первую очередь. Они ТАМ живут своей жизнью, и чем дальше, тем меньше у меня власти над ними, если не резать по живому тупым скальпелем. Что им от того, что они придуманы? Вся штука в том, что они уже давно ВЕДУТ себя сами, вдобавок я подозреваю, что некоторые из них умнее меня, автора. Как я это допустил – не знаю. Им теперь лучше видно, и они, как мне кажется, хорошо знают, что делают, а я все чаще ловлю себя на том, что не всегда ясно понимаю глубинную суть их поступков и слов. И мне, автору, страшно им помогать, потому что может выйти еще хуже…