– Вы, господин, находитесь на землях графа Моргена.

– О, уверен, граф не имел бы ничего против...

– Граф... приглашает вас, господин, в замок Кальтерн, - прервал художника старший из наездников.

– Но откуда графу Моргену было знать, что сейчас я нахожусь именно здесь?

– Граф не знал, господин. Граф - человек очень гостеприимный и приглашает к себе всех путешественников, оказавшихся на его землях. Как ни странно, но до сих пор никто еще не отказывал нашему господину.

Художник почувствовал, как у него вспотели руки. Очень плохая примета в художественном ремесле. Он глянул на север, где вдали, почти на самом горизонте, возвышалась угрюмая глыба замка Кальтерн.

Предчувствия у него были скверные.

3

Одинокая каменная башня вздымалась высоко над стенами замка. Если верить жутким легендам, то в таких именно башнях обычно содержали строптивых и красивых принцесс, которых затем спасали из узилища гордые, храбрые, бравые, жаждущие богатства и славы парвеню. Художник, к сожалению, не мог рассчитывать на подобную благосклонность судьбы. Проходила неделя за неделей, а он все еще пребывал в неволе.

В комнате под крышей башни безраздельно царила влажность, а художник многие годы страдал ревматизмом. Суставы ему выворачивала боль, а душу одиночество. Лишь узкое окно в комнате выходило на юг, прямо на вересковья. Художник глядел на бескрайнюю равнину и страдал.

Неподалеку от окна, там, куда в полдень падал наиболее подходящий для работы свет, стоял подрамник с растянутым полотном. Художник не знал, чего от него ожидают. До сих пор граф Мортен не соблаговолил высказаться на сей счет. Правда, время от времени он заходил в комнату на башне, присаживался на лежанку и молча выслушивал мольбы, обиды и угрозы узника. Приходил он редко: подниматься по крутой лестнице ему было трудно.

Неожиданно скрипнул засов, заскрежетали петли. В комнату ступил граф Мортен собственной персоной. Он был таким же бледным, как растянутое на станке полотно.

– Приветствую тебя, мэтр, - сказал он.

– Господин...
– Художник согнулся в глубоком поклоне. Настолько глубоком, насколько позволяли ревматические суставы.

Мортен подошел к окну, однако предварительно плотно окутался пурпурной пелериной. Темные тучи за прорезью окна быстро бежали по небу, словно куда-то спешили.

– Надеюсь, тебе не наскучило мое гостеприимство, мэтр?
– Граф не отрывал глаз от затянутого тучами неба. Он подумал, что люди подобны тучам. Их тоже неустанно гонит какой-то ветер предназначения.

– Как может наскучить то, чего нет? Я сижу в этой затхлой, влажной норе много дней и...

– Действительно, здесь влажно, - буркнул граф. Он оторвал глаза от туч и взглянул на стены, покрытые толстым слоем плесени. Потом пожал плечами; Климат такой.

– Я знаю свои права, господин...

– Necessitas non habet legem, мэтр. У необходимости нет закона.

В тот день граф был неразговорчив, и это неизвестно почему сильно обеспокоило художника.

– А знаешь ли ты, мэтр, что в действительности отличает человека от обычной скотины?

– Разум?
– рискнул художник.

– Нет. Способность получать удовольствие от собственного страдания. От чужого, впрочем, тоже.

– Из этого следует, что я не человек.

– Это твое мнение, мэтр.

– Зачем ты все это мне говоришь, граф?

– Узнаешь. Узнаешь уже сегодня ночью.

– Я - уважаемый художник, господин! Я написал портрет супруги князя...

– И его любовницы, знаю. С той поры князь воспылал странной любовью к изящному. Ну и стал покровителем и меценатом твоего искусства. Однако не обольщайся, мэтр, думая, будто Сорм сделает что-либо, чтобы вытащить тебя из Кальтерна. Ты не настолько значительная персона, чтобы князь рискнул торговаться с таким сильным соседом, как я. Очень грустно знать, сколь часто любовь к искусству проигрывает выгоде.

– Я бы не был столь уверен...

– Замолчи. У моего терпения есть свои границы, как и у всего на этом свете. А кажется, группа юных недоумков проталкивает идею мира без границ... Глупцы. Однако, возвращаясь к тебе... мне наскучили твои дерзости. Не забывай - твоя жизнь и смерть в моих руках, хоть ты и не считаешь это для себя честью.

– Но чего ты, собственно, хочешь, господин? Что я должен для тебя написать?

– Уж конечно, не портрет моей любовницы. До чего же скучны бывают бездельничающие художники...