Шрифт:
Мне и в самом деле хотелось хоть на десять минут остаться одному, чтобы поразмыслить над странной ситуацией, в которую я влип.
– Зачем суетиться, - сказала Аня.
– Что вы пьете, то и я выпью.
Мне стало стыдно за ту дрянь, которую я из экономии пил, но алкоголику не до тонкостей, и я повернул к ней этикеткой полиэтиленовую бутылку самой дешевой здешней водки - "Алексий". В конце концов лучше того дерьма, которое они там лакают и сюда привозят в качестве сувениров.
Гостья воззрилась на "Алексия" с любопытством, налила себе полстакана и залпом выпила - я только и успел поднять свой и сказать: "С приездом".
– Говорят, вы окончательно спиваетесь.
– Ну, это может затянуться на годы, - успокоил я её.
– Вы не подумайте - я не вмешиваюсь. Спивайтесь на здоровье. А правда, что у вас обнаружили цирроз в запущенной форме?
– Я тоже так думал, но оказалось, что это меня пытались запугать, чтобы я бросил пить. Жена сговорилась с врачом.
– И помогло?
– Как видишь, нет. Кто начал пить, тот будет пить. Что бы у него ни обнаружили.
Вместо того чтобы ей отвечать на мои вопросы, она задает их мне, и я, как школьник, отвечаю.
Впрочем, я услышал и нечто утвердительное по форме, хотя и негативное по содержанию:
– Я читала вашу повесть "Русская Кармен". Мне она не понравилась. Сказать почему?
Господи, этого ещё не хватало - сначала допрос с пристрастием, а потом литературная критика. Я попытался её избежать:
– Мне и самому не нравится, что я пишу - так что можешь не утруждать себя.
Не тут-то было!
– Не кокетничайте. Не нравилось бы - не писали. По крайней мере - не печатали бы.
– Ты права - я бы и не печатал, а может быть, и не писал, но это единственный известный мне способ зарабатывать деньги. К тому же читатели ждут и требуют.
– Вот-вот! Вы и пишете на потребу читателя - отсюда такой сюсюкающий и заискивающий тон ваших сочинений. Вы заняты психологией читателя больше, чем психологией героев. А герой у вас один - вы сами. И к себе вы относитесь умильно. Правда, на отдельные свои недостатки указываете, но в целом такой душка получается, такую жалость у читателя вышибаете, что стыдно читать. Вы для женщин пишете, на них рассчитываете?
– И без всякого перехода следующий вопрос: - И вообще, вы кого-нибудь, помимо себя, любите?
Гнать - и немедленно! Несмотря на шестимесячное пузо и сходство неизвестно с кем. Взашей! Высокорослая шлюха! Нае..а где-то живот и, пользуясь им, бьет по авторскому самолюбию! Кто такая? Откуда свалилась?
От растерянности и обиды я выпил ещё один стакан - даже от Лены я такого не слыхал, хотя уж как она меня унижала за время нашего краткосрочного романа. Из-за неё и уехал - чтобы доказать себя ей. Только что проку - сижу с этой брюхатой потаскухой и выслушиваю гадости.
Тем временем Аня налила себе тоже.
– Вы уже догадались, кто я такая?
– спросила она напрямик.
И тут до меня, наконец, дошло - я узнал её по интонации, ни у кого в мире больше нет такой интонации! И сразу же понял, кого напоминает мне эта высокая девушка. Вот уж действительно деградант - как сразу не досек? Да и не только интонация! Кто ещё таким жестом поправляет упавшие на глаза волосы? Интонации, жесты, даже мимика - все совпадало, а вот лицо было другим.
Аня поняла, что я её узнал, точнее, не её узнал, а в ней узнал ту единственную, которую я любил и чье имя в любовном отчаянии вытатуировал на левом плече - потому и никогда не раздеваюсь на пляже и сплю с женщинами, только выключив свет. А совсем не из-за того, что у меня непропорционально тощие ноги. Это я сам пустил такой слух для отвода глаз.
– Я боюсь, вы очень примитивный человек и подумаете бог весть что. Мама и не подозревает, что я к вам зайду, она и адреса вашего не знает и не интересуется. Мама замужем, у меня есть сестренка, ей шесть лет, я живу отдельно, снимаю комнату, в Нью-Йорк приехала по приглашению своего одноклассника, он был в меня влюблен, но это, - Аня показала на живот, - не от него. Он будет удивлен, но я не по любви, а чтобы, родив здесь, стать американской гражданкой и никому не быть в тягость. Вам менее всего, я уйду через полчаса, вот вам, кстати, деньги на такси, у меня есть, мне обменяли.
И она вынула из сумочки свои жалкие доллары.
– А к вам я приехала, чтобы посмотреть на вас. Шантажировать вас не собираюсь, тем более никакой уверенности, что вы мой отец. Мама мне ничего никогда не говорила. Я провела самостоятельное расследование. Кое-что сходится - сроки, рост, отдельные черты лица, вот я тоже решила стать писателем, как вы...
– Она осеклась и тут же добавила: - Но не таким, как вы. Я хочу писать голую правду про то, как мы несчастны, отвратительны и похотливы. Никаких соплей - все как есть. Я привезла с собой две повести, вам даже не покажу, потому что, судя по вашей прозе, вы страшный ханжа.