Шрифт:
Оцепенев, она разглядывала густые черные волосы, оливковую кожу и блестящие голубые глаза. Пришлось признать неизбежное. Только Бен мог быть отцом ЭТОГО ребенка.
— Джулия, папа теряет терпение, — услышала она восклицание матери, стоявшей на пороге. — И откровенно говоря, я в ужасе от твоего поведения. — (Фелисити запротестовала, что-то пробормотав.) — Нет, Мать Монтгомери, я не хочу больше оставлять все как есть! Уверена, даже ты не сможешь этого отрицать. Как мать невесты я имею право знать, почему Джулия и этот мужчина, за которого она вышла замуж, предпочли бросить гостей, которые пришли на их свадьбу.
— Боюсь, что твоя мать права, — вздохнула Фелисити.
Джулия подняла глаза и снова встретилась со взглядом Бела, полным страдания.
— Да, — сказала она. — Амма, ты останешься здесь с… Останешься ли ты здесь, пока мы вернемся?
— Конечно. Бен, дай мне малыша.
— Ма…лы…ша? — Гневное восклицание перешло в потрясенный шепот. При других обстоятельствах Джулия оценила бы комичность ситуации. Но сейчас она только поблагодарила судьбу.
Хорошо, что в книге светского этикета Стефании Монтгомери сохранение внешних приличий ценилось превыше всего.
— Правильно, мама, — проговорила Джулия, подобрала шлейф платья и проплыла к двери со всем достоинством, какое сумела собрать. — А что еще ты ожидала найти в этом одеяле? Протухшую индейку?
Бен не помнил, как он и Джулия пережили следующий час. Даже для стороннего наблюдателя не осталось бы незамеченным, что между счастливыми молодоженами произошло нечто из ряда вон выходящее.
Невеста явно не желала смотреть на жениха и бросила букет, словно гранату в окопы врага.
Улыбка, растягивающая губы матери, скорее напоминала предсмертную гримасу, а выражение лица отца могло бы остановить движение на оживленной улице.
Конечно, планы на медовый месяц пришлось изменить. Вместо того, чтобы, переодевшись, ехать прямо в аэропорт, Бен и Джулия влезли в машину в свадебных нарядах и попросили водителя подвезти их к черному ходу кантри-клуба.
Там их ждала Фелисити с ребенком. Они тайком забрали малыша. К счастью, затемненные окна лимузина скрывали люльку, подвешенную над одним из задних сидений. Машина миновала подъездную дорожку кантри-клуба и направилась на юг, в Уайт-Рок.
Когда они выехали из города, Бен заговорил.
Но один взгляд на Джулию — и слова показались ему ненужными. Жена сидела будто высеченная из камня, не видя и не слыша, что происходило вокруг. В особенности ей не хотелось видеть мужчину и ребенка, разделявших с ней заднее сиденье.
Когда им оставалось несколько минут до места назначения, Бен еще раз сделал попытку пробиться к ней:
— Джулия, я люблю тебя, ты мне нужна. Пожалуйста, постарайся помнить об этом. Каким бы плохим наше положение ни казалось, если ты будешь верить в меня, в мою любовь, мы сможем победить.
— Ребенок плачет, — отрезала она.
Потрясенный, он заглянул в люльку. Младенец беспокойно шевелился. Потом послышалось попискивание. Оно больше походило на мяуканье котенка, чем на человеческий голос. Хотел бы он знать, что надо делать! Он никогда не интересовался младенцами и слышал только, что они требуют постоянного внимания. Их надо кормить и подмывать. Бен решил, что вынимать малыша из безопасной люльки неразумно. Что, если машина сделает резкий поворот? Или внезапно затормозит? Или он уронит ребенка?
— По-моему, то, что беспокоит его, может подождать. Минут через пять мы будем дома.
Джулия наклонила голову, словно говоря: решай сам. Это твой сын. А сама, не моргая, смотрела в затылок водителя.
К тому времени, когда они затормозили перед домом, мяуканье переросло в пронзительный крик. Даже не взглянув на мужа, Джулия вышла из машины и прошагала к парадной двери. Водитель последовал за ней с багажом. Бен вышел из машины последним, с младенцем, кричавшим во всю силу легких.
— Как мне успокоить его? — спросил он, когда все вошли в дом.
— Не спрашивай меня, — буркнула Джулия. — У меня не было детей. Но мне представляется, что в сумке, которую оставила твоя подруга, ты, наверно, найдешь необходимые инструкции.
— Джулия, она не моя подруга, — резко заметил он.
— Ну, тогда твоя бывшая любовница. — Повернувшись к зеркалу, висевшему над столом в холле, Джулия сняла свадебную вуаль и диадему. День был длинный, не говоря уж о том, что мучительный. Я устала. Я займу одну из комнат для гостей, а спальню хозяина оставлю тебе. Ведь тебе потребуется много пространства.