Это меня несколько заинтересовало, так как я ведь всю дорогу в джунглях играл с Большим Сэмом в шахматы, И я решил зайти в отель. В большом зале люди играли в шахматы, а еще больше народу за ними смотрели, только перед входом было большое объявление с надписью — «Вход пять долларов». Но я решил денег не тратить, а просто смотрел за ними из-за двери какоето время, а потом уселся в лобби.

Оказалось, что в кресле напротив сидит какой-то маленький старичок, весь сморщенный, какой-то надутый, весь в черном костюме и галстуке-бабочке. А на столике перед ним стоит шахматная доска с фигурами.

Я сидел и смотрел, а он время от времени двигал какойнибудь фигурой, и тут меня озарило — да он же сам с собой играет! А так как мне еще целый час делать было нечего, то я его спрашиваю, не хочет ли он, чтобы кто-то с ним поиграл. Он как-то странно посмотрел на меня, а потом опустил глаза на доску и ничего мне не ответил.

Прошло полчаса, и этот старичок решил наконец поставить белого слона на седьмую линию, но не успел он отнять от него руку, как я говорю «извините!»

Старичок так и подпрыгнул на месте, словно его укололи, и злобно смотрит на меня.

— Если вы сделаете этот ход, — говорю я, — то откроетесь и скоро потеряете коня, а потом ферзя, и окажетесь в полной заднице.

Он снова посмотрел на доску, так и не отрывая руки от фигуры, а потом отвел ее назад и говорит:

— Возможно, вы правы.

Ладно, снова он начинает изучать позицию, и как раз тогда, когда подошло время возвращаться на станцию, он мне говорит:

— Прошу прощения, но должен заметить, что ваше замечание было и в самом деле чрезвычайно остроумным.

Я кивнул, а он мне говорит:

— Похоже, вы неплохой игрок, так почему бы вам не закончить со мной эту партию? Садитесь играть за белых!

— Я не могу, — говорю я, потому что мне пора на автобус. Ну, он помахал мне приветственно рукой, и я отбыл на станцию.

Но к тому времени, как я до нее добрался, этот чертов автобус уже уехал! А следующий должен был быть только завтра. Ничего-то у меня не выходит! В общем, оказалось, что теперь мне нужно убить целый день, так что я решил вернуться в отель. А этот старичок попрежнему играл сам с собой, и похоже, что он выигрывал. Я подошел к нему, и он махнул рукой — садись, мол. Позиция у меня оказалась хуже некуда — половины пешек нет, всего один слон и ферзя вот-вот съедят.

В общем, мне потребовался почти час, чтобы улучшить мою ситуацию. И каждый раз, когда я делал очередной ход, старичок начинал хрюкать и качать головой. Наконец, дело дошло до эндшпиля, и через три хода я сделал ему шах.

— Будь я проклят, — говорит он, — КТО вы, молодой человек?

Я ему сказал, как меня звать, а он говорит:

— Нет, я спрашиваю, где вы играли? Я что-то вас не припомню.

Тогда я ему говорю, что научился играть в шахматы в джунглях Новой Гвинеи, и он говорит:

— Боже! Вы хотите сказать, что никогда не принимали участия в чемпионатах?

Я отрицательно покачал головой, а он говорит:

— Ладно, тогда я вам скажу — может быть, вам это неизвестно — я был когда-то международным гроссмейстером, а вы вступили в эту партию в положении, совершенно проигрышном. Но вы у меня выиграли!

Я спросил, как это получилось, что он не играет в зале с остальными, а он говорит:

— Раньше-то я играл, но теперь мне уже под восемьдесят, так что я участвую только в турнирах для пожилых. А вся слава достается молодыv — у них мозги пошустрее!

Я кивнул, и поблагодарил его за то, что он со мной сыграл. А он говорит:

— Послушайте, а вы уже ужинали?

Я говорю, что сегодня съел только бутерброд, а он говорит:

— Хотите, я угощу вас ужином? В конце концов, своей игрой вы доставили мне массу удовольствия!

Я говорю — идет, — и мы отправились в ресторан. Оказалось, замечательный старикан! Звали его мистер Триббл.

— Вот что, — говорит мне за ужином мистер Триббл, — я, конечно, хотел бы сыграть с вами еще несколько партии, чтобы окончательно удостовериться в вашем даре, но если нынешняя партия не была просто удачным совпадением, то вы — самый блестящий из неизвестных миру игроков. Я бы с удовольствием проспонсировал пару турниров с вашим участием, просто чтобы посмотреть, что из этого выйдет.

Я ему объяснил, что еду домой, чтобы разводить креветок и все такое, а он говорит:

— Слушайте, Форрест, такой шанс выпадает раз в жизни. Вы можете заработать на этом кучу денег. — Он сказал, чтобы я пока подумал, а утром сообщил ему. Я пожал ему руку и вышел на улицу.

Там я погулял немного, только в Нэшвиле смотреть почти нечего, так что я в конце концов пристроился на скамейке в парке. Тут я начал думать — а это для меня процесс не самый легкий — как же мне поступить? Конечно, прежде всего я думал о Дженни — где она? Она писала, чтобы я ее не искал, но что-то такое мне говорило, что она меня еще не забыла. Конечно, в Индианаполисе я вел себя как дурак, не отрицаю. Я делал все совсем не так, как нужно было бы. Только вот что нужно-то делать? Вот я лежу здесь, денег у меня практически нет, а нужно начинать разводить креветок — и вот мистер Триббл говорит, что я могу неплохо заработать на этом шахматном бизнесе. Только вот каждый раз получается, стоит мне немного отклониться от дороги домой, к креветкам, как я обязательно оказываюсь по уши в дерьме. Вот и теперь такая ситуация.