Первое, что я услышал, проснувшись рано утром, был разговор между Аттилой и Юргеном о пользе раннего вставания. Юрген сказал, что кто рано встает, тот хорошо поет, а кто поздно встает, до вечера задницу трет. Довольный столь грубым, в его вкусе, юмором, Аттила не преминул поругать французов и итальянцев, которые, как он слышал, дрыхнут от полуночи до полудня, а некоторые и до заката, и лишь от заката до полуночи кое-как двигаются по Божьему миру. Юрген осторожно опроверг сие утверждение в отношении итальянцев. После этого они пришли будить меня, и вскоре, легко позавтракав, мы отправились в путь.

С нами вместе увязалась внучка Юргена по имени Ульрика, девушка лет пятнадцати, такая же, как ее дед, маленькая, худенькая и живая. Она бежала впереди моего коня, стараясь не отстать от своего деда, который, несмотря на возраст, очень быстро вышагивал, что-то напевая себе под нос про чьи-то глазки, щечки и кое-что другое. Время от времени Ульрика оглядывалась на меня, лукаво улыбалась и задавала вопросы, которые рождались в ее очаровательной головке легко, как облачка на небе.

— А как зовут вашего коня?

— Гиперион.

— Кажется, это такая страна, которая находится под землей?

— Нет, так звали одного из титанов, сына Урана и Геи.

— А как вы думаете, мне хорошо так подвязывать волосы?

— Думаю, что очень хорошо.

— Нет, я взаправду спрашиваю, а вы смеетесь.

— Я не смеюсь, у вас чудесные льняные волосы.

— А вам приходилось сражаться с драконами?

— К сожалению, пока не приходилось, но первого дракона, которого я убью, я посвящаю вам.

— Я согласна. А вы что больше любите, вишни или крыжовник?

— Конечно, вишни.

— Почему «конечно»?

— Потому что они похожи на губы девушек.

— А вы хотели бы жить на самой высокой вершине самой высокой горы?

— Хм, пожалуй что, я не задумывался покамест об этом.

— А я хотела бы. Говорят, если забраться туда и пожить там, то станешь птицей. А вы какой птицей мечтали бы стать, орлом?

Чем выше мы поднимались по горным тропам, тем величественнее и удивительнее открывались нам горные красоты. Горы являли нашему взору такие причудливые картины каменных нагромождений, что сколько я доселе ни представлял себе их, по сравнению с реальностью воображение мое оказывалось в сильном проигрыше. Вопросы Ульрики не иссякали, но со временем я стал отвечать на них рассеянно, думая о том, зачем господь устроил эту колоссальную горную стену между Италией и Севером. Для того ли, чтобы римляне не могли в свое время покорить земли германцев, чтобы те имели возможность свободно развиваться, затем прийти и покорить римлян, чтобы императорами Римской империи стали потомки германских вождей и в конечном итоге родилось такое чудовище, как Генрих?.. А значит, как только начинают гнить императоры по одну сторону стены, должны зарождаться здоровые вожди по другую ее сторону, и таким образом, центр империи постоянно будет перескакивать туда-сюда, из Цизальпинии в Трансальпинию, из Трансальпинии — в Цизальпинию.

К полудню мы добрались до реки Инн, возле моста через которую раскинулось небольшое селение, которое так и называлось — Инсбрук. note 9 Здесь мы отдыхали ожидая, пока спадет жара. Ульрика повела меня купаться, она знала место, где спокойная заводь, но даже там, в этой заводи, течение было сильнее, нежели в любой другой реке, где мне доселе доводилось купаться, а вода в Инне оказалась холоднющая. В отличие от Ульрики, я не смог долго плавать. Потом девушка повела меня показывать какие-то пещеры, и там, в одной из пещер произошло нечто для меня совершенно неожиданное. Когда мы вернулись в селение, я был несколько растерян и обескуражен случившимся. Для Ульрики же это оказалось как купание в ледяной воде, она стала лишь еще веселее и свежее, чем была, задавала вдвое больше вопросов и придумала новый вариант имени для моего коня, близкое и по созвучию и по смыслу — Гипфельризеон.

Как только солнце перестало палить столь нещадно, мы двинулись дальше в дорогу вдоль реки Зилль вверх по ее течению. На закате мы перешли через перевал Бреннер и сразу же остановились на ночлег в недавно построенной здесь гостинице. За ужином я поинтересовался у Юргена, каким еще путем могла проехать императрица и ее сопровождение. Юрген отвечал, что лучше всего им было бы двигаться именно через Бреннер, ибо это, так сказать, столбовая дорога для всех германцев, путешествующих в Италию. Пути через другие ближайшие перевалы — Гримзель, Сан-Бернардино, Понтебба и Решен-Шайдек — менее удобны и не так хорошо изучены, а кроме того, разбойничья шайка Петера Борсте не рискует объявляться на Бреннере, орудуя на остальных перевалах.

— Вот увидите, — сказал весело Юрген, — пройдет лет двадцать и перевал Гримзель украсится высоким замком, станет называться Борсте-Гримзелем, а разбойник Петер получит рыцарское достоинство и будет посылать своих сыновей на службу к императору или к Швабскому герцогу. Что, разве не бывало такого?

— Сколько угодно, — согласился Аттила. — Да, как говорят, все нынешние господа происходят от потомков каких-нибудь разбойников. Разве что за исключением Зегенгеймов и Вадьоношхази. А скажи, любезный Юрген, правда ли, что в альпийских горах водится некое таинственное существо Мульцибер, все косматое, величиной в три человеческих роста, питающееся камнями и человеческими головами?

— Не знаю, про такого я что-то не слыхал, — пожал плечами Юрген. — А что за прихоть жрать камни да головы?

— Ну, потому, что они твердые, — не моргнув глазом, пояснил Аттила. — Есть же люди, которые любят твердые сливы и груши, а дай им мягкое, они нос воротят. Так и Мульцибер. Он бродит по горам, выискивая не самые твердые камни, а если ему попадается человек, то это для него самое лакомство, поскольку ведь голова твердая и легко разгрызается. Он ее откусывает, хоп, сжирает, а все остальное — руки, ноги и туловище, его не волнует. Может быть, ты, Юрген, и не встречал его лишь потому, что тот, кто с ним встретится, непременно домой без головы вернется.