Капитан со злости готов был, кажется, оборвать свою рыжую бачку - так неистово он ее теребил. Старший офицер глядел с мостика в ту сторону, где произошла заминка, с выражением страдания на лице.

"Зарезали, подлецы, зарезали!" - думал он, тщетно ожидая, что вот-вот баркас покажется над бортом, и на языке его висело крепкое словечко, которым он мог бы облегчить свою истерзанную душу, но присутствие адмирала стесняло его, и он только беспомощно вздохнул. К довершению всего, у места, где поднимался баркас, шел говор, пересыпанный бранью, и до мостика донесся крикливый молодой тенорок мичмана-"дантиста", щегольнувшего импровизацией по части ругательств.

Адмирал поморщился. Капитан принялся рвать другую бачку и злобно прошептал старшему офицеру:

– Андрей Петрович... Полюбуйтесь! Баркас... Где баркас?

Но старший офицер уже стремглав летел к месту, где поднимали баркас.

– У-У-У... подлецы... дьяволы!
– стиснув зубы, прошептал он.
– Павел Николаевич! Что вы со мной сделали?
– проговорил он голосом, полным отчаяния, обращаясь к мичману, наблюдавшему за подъемом баркаса, и глядя на него взглядом, полным ненависти и упрека.

– Тали неверно заложили эти подлецы...

– Что же вы смотрели? Эх... А еще морской офицер?.. И ругаетесь на весь крейсер вместо того, чтобы дело делать, - говорил он, приказывая в то же время немедленно травить тали, спустить снова баркас на воду и переложить тали.

Когда все это было сделано, и баркас был поднят, старший офицер снова взглянул сердитыми глазами на мичмана и побежал на мостик... Сконфуженный, он робко и виновато взглядывал на адмирала, по-прежнему молчаливо стоявшего на своем месте.

– Что было? Отчего баркас не шел?
– спрашивал тихо капитан.

– Тали... Мичман не доглядел...
– отрывисто и сердито отвечал старший офицер, досадуя, что еще эта "собака" пристает с расспросами, когда и без того у него кошки на сердце, и с каким-то озлоблением крикнул:

– Как якорь?

– Десять сажен!
– отвечали с бака.

Между тем мичман-"дантист", получивший разнос от старшего офицера и не посмотревший, что второпях двое матросов, остававшихся на баркасе, неверно заложили тали, набросился на виновных с загоревшимися злостью круглыми глазами, как у молодого ястребка... Он отозвал этих двух матросов, смущенных от сознания своей вины, на другую сторону крейсера, чтобы адмирал не мог ничего увидать, и со злостью стал тыкать то одного, то другого матроса кулаком по их лицам с жмурившимися глазами при каждом ударе.

Адмирал, заметивший, как молодой офицер с злым лицом поманил матросов, в ту же минуту перешел на другую сторону мостика и увидал сцену.

– Аркадий Дмитрич, - проговорил он своим тихим, отчетливым, слегка дрогнувшим голосом, с нахмурившимся лицом, - это что за безобразие у вас? Офицеры дерутся, не стесняясь даже присутствием адмирала!.. Это что же, на крейсере в обычае?

Капитан молчал.

– Прошу посадить этого мичмана... Как его фамилия?

– Иртеньев, ваше превосходительство.

– ...Мичмана Иртеньева под арест на трое суток после смотра и предупредить, что, если что-нибудь подобное повторится, я отдам его под суд... И каждого офицера, кто бы он ни был!
– подчеркнул адмирал.

– Слушаю-с, - отвечал капитан и, весь вспыхнув, отошел.

– Панер*!
– крикнули с бака.

______________

* Панер - значит: якорь отделился от дна (Прим. автора.)

– Тихий ход вперед!
– проговорил капитан в машинный телефон.
– Право на борт!

Крейсер медленно стал поворачиваться на узком пространстве рейда, где стояло несколько судов на пути, и капитан был видимо озабочен, как бы благополучно выйти, не осрамившись перед этим "привязчивым" адмиралом, черт бы его унес скорей с "Грозного"!

"Небойсь, особенной карьеры не сделает, хоть и завзятый моряк! Сдадут года через четыре в архив!" - иронически подумал Налетов, тревожно смеривая глазом циркуляцию, которую должен описать громадный крейсер.

Несмотря на наружное спокойствие адмирала, и у него дрогнуло сердце, когда крейсер, поворачиваясь между двумя судами, казалось, вот-вот навалит на маленький французский авизо. Расстояние между носом крейсера и носом французского судна делалось все меньше и меньше. По счастью, на "французе" догадались потравить канат, и авизо подался назад, но все-таки...

И адмирал, в котором заговорил лихой моряк, входивший бывало под парусами и не на такие тесные рейды, едва удержался, чтоб не крикнуть рулевым: "право, больше право!" Но, не желая конфузить капитана и вмешиваться в его распоряжения до последнего момента, он нервно и торопливо приблизился к нему, чтоб передать это приказание.

Но в ту же секунду капитан сам крикнул рулевым, и "Грозный" благополучно прошел под носом "француза". А капитан нагло взглянул на адмирала, словно бы понимая, зачем он подошел, и словно бы говоря этим взглядом, что и он умеет управлять судном не хуже его.