– Выкладывай, говори начистоту, не бойся.

Рэнсом хмыкнул.

– Ну, если тебе надо знать, хотя, похоже ты и так знаешь, я постоянно бываю в гостях. У меня большой запас историй, которые я умею рассказывать. Я презентабельно выгляжу и веду себя, как джентльмен. Иногда мне удается взять взаймы...

– Взять взаймы - значит, собираться отдать, - уточнил Пушок.

– Назовем это "взаймы", - не останавливаясь, продолжил Рэнсом.
– И иногда я беру умеренную плату за оказанные услуги.

– Вымогательство, - сказал кот.

– Не будь бестактным. Как бы то ни было, я нахожу жизнь приятной и увлекательной.

– Что и следовало доказать!
– торжествующе произнес Пушок.
– Ты зарабатываешь на жизнь приятной внешностью и манерами. И я тоже. Ты живешь для себя, и ни для кого более. Ты живешь так, как тебе нравится. И я тоже. Тебя не любит никто, кроме тех, кто тебя содержит. Тобой все восхищаются и тебе завидуют. И мне тоже. Улавливаешь?

– Думаю, что да. Кот, ты приводишь неприличные сравнения. Другими словами, ты считаешь, что я живу по-кошачьи.

– Точно, - ответил Пушок сквозь усы.
– Именно поэтому я могу говорить с тобой. Твое поведение и образ мыслей сближают тебя с кошками, твоя жизненная философия - кошачья. Вокруг тебя сильная кошачья аура, она соприкасается с моей, и поэтому мы находим общий язык.

– Я этого не понимаю.

– И я не понимаю. Но это так. Тебе нравится миссис Бенедетто?

– Нет, - Рэнсом ответил сразу и однозначно.
– Она совершенно невыносима. Она меня раздражает. Она меня утомляет. Единственная женщина, которая производит это одновременно. Слишком много говорит. Слишком мало читает. Совсем не думает. Истощенно-истеричный склад ума. Лицо похоже на обложку книги, которую никто никогда не хотел читать. Похожа на игрушечную бутылку из-под виски, в которой виски никогда и не наливали. Голос монотонный и грубый. Происходит из заурядной семьи, не умеет готовить, редко чистит зубы.

– Надо же, - проговорил кот, разводя лапами от удивления.
– В этом чувствуется доля искренности. Приятно слышать. То же самое я думаю о ней уже несколько лет. Правда, на ее кухню я никогда не жаловался, она для меня покупает специальные продукты. Мне это надоело. Я устал от нее. Я ее возненавидел до предела. Так же, как и тебя.

– Меня?

– Конечно. Ты подражатель. Подделка. Твое происхождение тебе мешает. Ни одно существо, которое потеет и бреется, открывает двери женщинам, одевается в жалкие подобия звериных шкур, не может рассчитывать стать настоящей кошкой. Ты чересчур самонадеян.

– А ты - нет?

– Я - другое дело. Я - кот, и я имею право делать все, что я захочу. Сегодня вечером, когда я тебя увидел, ты мне так опротивел, что я решил тебя убить.

– Что же не убил? Что же... не убиваешь?

– Я не мог, - спокойно ответил кот.
– Ты же спал, как кошка... нет, я придумал кое-что позабавнее.

– Да?

– Да, да.
– Пушок вытянул переднюю лапу, показывая когти. Подсознательно Рэнсом отметил, что они кажутся очень длинными и сильными. Луна ушла, ночь кончалась, комната заполнялась прозрачно-серым светом.

– Отчего ты проснулся?
– спросил кот, перепрыгивая на подоконник. Перед тем, как я пришел.

– Не знаю. От какого-нибудь шума?

– Не совсем, - ухмыльнулся в усы Пушок, взмахнув хвостом.
– От прекращения шума. Замечаешь, как сейчас тихо?

Было действительно тихо. В доме не раздавалось ни звука - о, вот он услышал тяжелые шаги горничной, направлявшейся из кухни в комнату миссис Бенедетто, легкое позвякивание чашки. Но в остальном... Внезапно его осенило:

– Старая корова перестала храпеть?

– Перестала, - ответил кот.

Дверь в другом конце холла открылась, послышался негромкий голос горничной, затем звук падающей посуды, самый ужасный крик, какой Рэнсом только слышал, стремительный стук шагов через холл, более удаленный крик, тишина. Рэнсом сорвался с постели.

– Что за чертовщина?

– Это горничная, - ответил Пушок, вылизывая когтистую лапу, но не спуская глаз с Рэнсома.
– Она обнаружила миссис Бенедетто.

– Обнаружила?

– Да. Я разорвал ей горло.

– Боже, боже. Почему?!!

Пушок выпрямился, балансируя на подоконнике.

– Чтобы тебя в этом обвинили, - сказал он, мерзко рассмеялся, выпрыгнул в окно и растворился в утренних сумерках.