– А мне думается, нам стоит здесь пожить пару деньков, пока не установится погода, – возразил Хромой. – А то выйдем в пургу, заплутаем, да и вернемся назад – потом стыда не оберешься. Вы как хотите, а я останусь и буду вас здесь ждать.

– Я вижу, брат, тебе здесь понравилось, – насмешливо заметила Мэйэр.

– Я всю дорогу только и делаю, что догоняю вас, совсем из сил выбился, – раздраженно ответил Хромой. – Что за удовольствие – тащиться в непогоду по здешним разбитым дорогам. Я так считаю: можно идти – надо идти; нельзя – надо остановиться. А ты, сестрица, лучше бы помолчала: мне не хуже твоего известно, что не каждый день нас будут здесь угощать, как на новогоднем празднике, – просто даос Цзя соскучился по новым людям.

– Хватит вам спорить, лучше укладывайтесь спать, а что делать завтра, я сама решу, – оборвала детей старуха.

Молодой лис, который был уже изрядно пьян, повалился на скамью и захрапел. А старуха взяла лампу и поднялась с Мэйэр наверх.

Тем временем даос Цзя в своей комнате мечтал о Мэйэр.

«Какую прекрасную девушку породило Небо! Согласись она стать моей женой – я бы все бросил и вернулся в мир... Если Небу будет угодно, чтобы она задержалась здесь хоть на пару деньков, то я уж своего непременно добьюсь. Женское сердце не камень – растает! А старуха и Хромой вряд ли будут помехой: мать – бедна, а сынок – выпивоха...»

Эти мысли не давали покоя даосу, и он до утра так и не сомкнул глаз.

Но самое интересное, что такие же мысли обуревали и Косого...

Поистине:

Если хотите знать, что произошло с даосами и лисами-оборотнями дальше, прочтите следующую главу.

Всю ночь не мог уснуть даос Цзя Чистый Ветер и, едва дождавшись, когда начало светать, потихоньку пробрался к домику, где заночевали гости. Цзя заглянул в него – в нижней комнате на скамье спокойно храпел Хромой, а наверху было совсем тихо. Пришлось возвращаться к себе и опять укладываться. Но сон не шел, и даос то и дело вскакивал и выглядывал во двор – словом, метался, как муравей на крышке кипящего котла. Прибежав на кухню, он позвал повара и велел ему готовить завтрак и греть воду для умывания, а Косому даос приказал зарезать и подать к столу единственного петуха, которого держали в храме вместо часов.

Косой сразу же догадался о намерениях наставника и исполнил все быстро и без возражений.

Увидев зарезанного петуха, старый повар, еще не успевший окончательно проснуться, рассеянно пробормотал:

– Ох, Амитоба! И зачем только живую тварь погубили? Кто же теперь нам будет возвещать рассвет?

– Незачем тебе рассвет возвещать, – засмеялся Косой. – Ты и так встаешь с петухами.

А в это время проснувшаяся старуха совещалась в верхней комнате с дочерью.

– Много дней прошло с тех пор, как мы ушли из дому, а прошли самую малость. И все из-за твоего братца. Отдать бы его в ученики к даосу, да и оставить здесь, а уж мы бы с тобой дальше двинулись. Может, удастся найти хорошего наставника, тогда и у нас будет место, где жить и куда вызвать братца.

Старуха позвала наверх сына и рассказала о своих планах. Хромой Цзо, пуще смерти не любивший ходить пешком, обрадовался, словно раб, получивший вольную.

В это время внизу послышался кашель.

– Тетушка, вы уже встали? Я сейчас прикажу принести вам воду для умывания.

Старуха узнала голос даоса Цзя и ответила:

– Не утруждайте себя, мой сын сам принесет.

Хромой стал спускаться вниз, но на лестнице столкнулся с Косым, который уже нес воду. Хромой взял у него кувшин и отнес наверх. После того как мать с дочерью наспех умылись и причесались, к ним поднялся сам даос Цзя.

Даос поклонился старухе и осведомился:

– Как спалось, тетушка?

– Хорошо, премного вам благодарны, – отвечала старуха.

При первом же взгляде на Мэйэр даос затрепетал: свежая и отдохнувшая после сна, она казалась ему небесной феей из грота Персикового источника [1] , юной красавицей из Небесного дворца. Даос ощутил досаду, что не может тут же овладеть красавицей. С трудом себя сдерживая, он обратился к старухе:

– Позвольте узнать ваш почтенный возраст, тетушка, а также возраст барышни?

– Мне уже шестьдесят, – отвечала старуха, – а дочке недавно исполнилось девятнадцать.

– Стало быть, она родилась, когда вам было сорок два года?

– Точно так, – подтвердила старуха.

– А сколько лет вашему сыну? – продолжал расспрашивать даос. – И почему он хромает?

– Ему двадцать три года, ногу он повредил еще в детстве, упал во время игры. А сейчас и сам не может быстро ходить, и нас задерживает.

– Это верно, ходить трудно – особенно по снегу, – согласился даос. – Вон вчера его сколько навалило! Пока растает да земля просохнет, смотришь, дней пять пройдет, не меньше. А если брату тяжело сейчас идти, поживите пока у нас, отдохните.