С другой стороны, даже если Марко и передавал деньги Вульфу, это еще не доказывало, что мне когда-нибудь суждено снова свидеться с моим патроном. Тем более с продажей дома можно было и не спешить, пока банковский счет позволяет. Я не говорю уж о сумме, что хранилась в абонированной ячейке банковского сейфа в Джерси. Кстати, посещение этого сейфа входило в краткий перечень дел, ради которых Вульф соглашался покидать свой дом.

Я не слишком рвался уехать из Нью-Йорка, тем более в такую даль, как Норвегия. Меня останавливало неясное ощущение, что в тот самый миг, когда мой пароход покинет нью-йоркскую гавань, на Тридцать пятую улицу или в «1019» придет составленное понятным лишь мне кодом послание в виде телеграммы, или звонка, или письма, или записки, переданной с посыльным… а меня там не будет. А мне чертовски хотелось быть там, чтобы не оказаться вычеркнутым из списка действующих лиц самого грандиозного спектакля, разыгранного Ниро Вульфом.

Но время шло, а в число многих достоинств моей приятельницы входило умение добиваться желаемого. Так что очень скоро на руках у меня оказались билеты на пароход, который отплывал двадцать шестого августа.

За четверо суток до этого срока, двадцать второго августа, во вторник, я сидел за столом в своем офисе в ожидании клиента, договорившегося о встрече по телефону. Я предупредил его, что собираюсь взять месячный отпуск. Он не назвался, но голос его показался мне знакомым, поэтому я согласился на встречу.

Когда он вошел, точно в три пятнадцать, как было условлено, я порадовался тому, что память на голоса не подвела меня. Передо мной стоял мой бывший сокамерник, Макс Кристи.

Я поднялся навстречу, и мы обменялись рукопожатием. Он положил на стол шляпу из соломки и огляделся по сторонам. Копна черных волос стала чуть короче, нежели в апреле. Кустистые брови по-прежнему не ведали ножниц, а серый легкий костюм не скрадывал ширину могучих плеч. Я пригласил его присесть, и он не отказался.

– Приношу извинения, – начал я, – что так и не расплатился за тот завтрак. Он спас мне жизнь.

– Пустяки, – отмахнулся он. – Ну, как дела?

– Да так, не жалуюсь. А у тебя?

– Я был чертовски занят. – Он вытащил носовой платок и промокнул лицо и шею. – Ох, и вспотел же я! Порой так надоедает эта бесцельная беготня, снуешь туда-сюда, как челнок.

– Я кое-что о тебе слышал.

– Да, неудивительно. А ты мне так и не позвонил. Или звонил?

– Твой номер, – сказал я, – Черчилль пять-три-два-три-два.

– Но ты так и не удосужился набрать его.

– Да, сэр, – признался я, – вы правы. Сам знаешь: то одно, то другое. А потом, мне не слишком улыбалась перспектива подвергнуться испытаниям, если меня возьмут, как ты посулил. Я не фраер какой-нибудь, и чернила на моей лицензии высохли сто лет назад. Или ты по сей день числишь меня в желторотиках?

Он запрокинул голову и заржал, потом изрек серьезным тоном:

– Ты неверно меня понял, Гудвин. Я просто имел в виду, что, учитывая твои прошлые грешки, мы должны поспешать не торопясь. – Он вытер платком лоб. – Ну и вспотел же я, черт побери! С тех пор мы маленько толковали на твой счет. И, уверяю, никто не держит тебя за фраера. Мы обратили внимание, что ты не бездельничал с тех пор, как открыл свою контору, хотя занимался ерундой. А почему ты отклонил предложение фэбээровцев?

– У них там принято допоздна торчать на службе.

Он кивнул.

– А ты, надо полагать, не привык к узде?

– Никогда ее не примерял и не собираюсь.

– А чем ты сейчас занят? Чем-нибудь важным?

– Ничем, ни важным, ни неважным. Я же сказал по телефону: собираюсь в отпуск. В субботу отплываю.

Он глянул на меня с неодобрением:

– Отпуск тебе ни к чему. Если кто и нуждается в отпуске, то это я, а мне его не дают. Зато для тебя есть работенка.

Я помотал головой:

– Не сейчас. Потом, когда вернусь, может быть.

– Тогда будет поздно. Тут нужно выследить одного парня, а у нас не хватает людей. К тому же он крепкий орешек. Мы приставили к нему двоих «хвостов», но он живо это просек. Тебе понадобится пара помощников, а лучше даже трое. Можешь нанять тех, кого знаешь, давать им задания и платить из пяти сотен в день, что тебе положат.

Я присвистнул.

– А в чем дело? Почему такая горячка?

– Ни в чем. И никакой горячки тут нет.

– Тогда кто этот парень? Мэр, что ли?

– Не скажу. А может, даже и не знаю. Речь идет об обычной слежке. Ты должен не засветиться и держать язык за зубами. Будешь запросто богатеть на три сотки в день.

– Нет, пока хоть не намекнешь, кто он или на кого похож. – Я отмахнулся. – И вообще, оставим этот разговор. Рад бы услужить бывшему соседу, но мои каникулы начинаются в субботу.

– Каникулы могут подождать. А эта работа – нет. Сегодня в десять вечера ты должен быть на Шестьдесят седьмой улице между Первой и Второй авеню. Иди по ней на запад. Тебя подберет машина. Сидящий в ней человек задаст несколько вопросов. Если ответы его удовлетворят, он скажет все, что надо, о работе… Тебе представляется уникальная возможность, Гудвин. Не упусти ее. Ты сможешь нырнуть в самую глубокую и быструю на свете денежную реку и поплескаться в ней в свое удовольствие.