И лишь нескольких друзей вроде Шварца, он по твоей рекомендации был назначен руководителем экспортного отдела, через голову старших и заслуженных.

Месяцы, год, два года ты находил во всем этом жизнь и интерес. За это время тебе редко приходилось проводить вечера в одиночестве, потому что обычно четыре-пять вечеров ты переваривал и раскладывал по полочкам проделанную за день работу, а остальные проводил с Диком. Самые счастливые дни твоей жизни? Вряд ли, но, по крайней мере, это были времена, когда ты ближе всего подошел к радостному ощущению, что в отношениях между тобой и жизнью чаще исполнял роль источника, чем приемника. Дик устроил так, чтобы во время его поездок в Карртон одна из его машин всегда оставалась в твоем распоряжении, и этот порядок сохранился даже после его возвращения на постоянное место жительства в Кливленд, но ты редко пользовался этим преимуществом. Он полностью игнорировал светскую сторону жизни, отказываясь появляться даже на те домашние приемы, которые устраивала Эрма, и всегда брал тебя с собой.

— Вы так и умрете детьми, — равнодушно замечала Эрма. — Демон и Пифия, жертвы Железного века — я поставлю ваши статуи на площади.

— Валяй, но делай это на свои дивиденды, — так же безразлично парировал Дик.

После окончательного возвращения Дика в Кливленд у тебя постепенно стало появляться все больше свободного времени. Эрма уехала в Европу. Дик запер дом и переехал жить в Клуб охотников за соколами. Большую часть вечеров он проводил в офисе, где обычно с ним бывал и ты, но вскоре он стал находить себе друзей из среды молодых банкиров и бизнесменов, а в этом кругу ты чувствовал себя не очень уютно, хотя тебя всегда приглашали и привечали.

Однажды они задумали устроить вечеринку у Куртни по дороге в Конниаут. Ты собирался поехать, хотя и без особого желания.

— Давай, Билл, поедем, ты должен поехать, — уговаривал тебя Дик. — Это мой первый загул за целых два года. Господи, подумать только, я не имел ни одной девчонки за два года! Думаю, и ты тоже. Едем с нами.

Ваша шумная компания отправилась в путь около полуночи на двух автомобилях Дика и еще четырех других.

В твоей машине оказались два молодых брокера, имена которых стерлись у тебя из памяти, и четыре или пять девушек из шоу «Райт-театра», который ты часто посещал. Ты сидел за рулем, и одна из девушек, коротенькая и пухленькая, уселась рядом и все время повторяла:

— Жаль, что не светит луна.

Когда ваши машины прибыли к Куртни, ворота закрылись, и все заведение было предоставлено в распоряжение вашей компании. Пары, уже определившиеся за время короткой поездки, начали разбредаться только для того, чтобы сразу же собраться в главной гостиной, где был приготовлен длинный узкий стол, полностью сервированный, сверкающий столовым серебром, хрустальными бокалами и украшенный букетами цветов.

Гости расселись, большая часть согласно традиции, но с некоторым замешательством, так как женщин оказалось гораздо больше, чем мужчин.

— Я бы ни за что не поехала, если бы меня не пригласили, — с вызовом заявила девушка, сидящая от тебя по левую руку.

— Тогда тебе лучше поехать домой, — язвительно у тебя за спиной прошептала ей другая, сидевшая справа.

Ты никогда не напивался пьяным, за исключением одного-двух раз с Диком во время учебы в колледже, и тогда чувствовал себя скорее больным, чем пьяным. В этот раз тебе совсем не хотелось пить. Ты не принимал никакого решения на этот счет, по отношению к собравшимся не испытывал никакого отвращения или чувства превосходства, просто не пил. Сидящие рядом девушки пытались влить в тебя спиртное, затем оставили свою затею и сами опустошили твой бокал. К этому моменту на коленях у Дика уже сидела какая-то рыжеволосая девица, и он вилкой кормил ее супом.

Веселье разгоралось, время от времени звучали тосты, которых никто не слушал, кто-то начинал петь, гости пытались танцевать, все неувереннее держась на ногах, раздавались крики и визги, наконец они затеяли игру в прыжки лягушки. И снова пары начали понемногу исчезать, но Дик потребовал, чтобы они вернулись и увидели то, что, по его словам, было самым интересным на вечеринке. Он яростно стягивал чулки с рыженькой девушки, которая взвизгивала, хохоча и отбиваясь. Наконец она высвободилась и убежала.

— Эй, Билл, лови ее! — заорал Дик. — Хватай ее! Держи!

Он начал с возмущением объяснять тем, кто его слушал. Оказывается, девица согласилась танцевать на столе обнаженной за сто долларов, а теперь пытается нарушить контракт.

Она выкрикнула из угла комнаты совсем трезвым голосом:

— Я это сделаю за двести долларов.

— Сто пятьдесят!

— Двести!

Дик бешено кинулся к ней:

— Ах ты, рыжая чертовка! Да я все платье на тебе разорву!

Она отскочила от него на другую сторону стола и крикнула:

— Ладно, сто пятьдесят.

В сторону полетели ее платье, нижнее белье, корсет.

Кто-то заиграл на пианино марш. Бутылки с шампанским попадали, когда Дик легко поднял ее и поставил на стол. Все хохотали; кто-то бросил в девушку пучок сельдерея. Какой-то мужчина, пытавшийся схватить ее за ногу во время танца, получил удар в лицо и, согнувшись, отскочил. Раздались одобрительные аплодисменты.

Ты одиноко стоял в стороне, злясь на себя за свою трезвость и отстраненность. Это же было смешно, по-настоящему смешно. Что же происходило с тобой?