– Нет. – Вульф посмотрел на нее исподлобья. – Никто не в состоянии «обуздать» мистера Гудвина. Он сам способен держать себя в руках, и он не станет открывать кому-либо сведения, полученные им в качестве моего доверенного лица, без моего согласия. Главная моя трудность состоит в том, чтобы обуздать самого себя. Ваша вздорная попытка оставить меня в дураках освобождает меня от взятых обязательств, но ведь я тоже профессиональный частный сыщик. Если мистер Кремер пронюхает о том, что вчера вечером здесь были эти семеро, а это вполне возможно, и если он явится сюда, а это уже произойдет как пить дать, я окажусь в весьма затруднительном положении. Невозможно сосчитать, сколько раз я отказывался делиться с ним разными сведениями под тем предлогом, что они не имеют прямого отношения к делу, но факт, что ваш супруг отправился в кабинет Браунинга и выдвинул ящик его стола, намереваясь подсыпать в виски ЛСД, разумеется, связан с делом напрямую. Более того, этот ЛСД сейчас у них в руках – если верить вашим словам, конечно.

– Это правда. Они сами показали мне наркотик. – Миссис Оделл полезла в сумочку и извлекла из нее чековую книжку. – Да, я поступила на редкость глупо, но больше я такую ошибку не совершу. Я собираюсь выписать вам чек на сто тысяч долларов, но я отдаю себе отчет в том, что сделать это следует крайне осторожно. Если вы думаете, что я плачу вам за то, чтобы ни вы, ни Гудвин не рассказывали полиции про ЛСД, то вы ошибаетесь. Я и сама понимаю, что это невозможно. Но я уверена, что они никогда не изобличат Браунинга, тогда как вам это вполне под силу. Я уверена, что только вы способны вывести его на чистую воду. Мне наплевать, во что это обойдется. Сто тысяч долларов это только задаток. Возможно, вам придется уплатить кому-нибудь вдвое большую сумму за какие-то сведения. Она вытащила ручку и начала выписывать чек.

– Нет, – остановил ее Вульф. – На этих условиях я не приму от вас ни одного цента. Я, разумеется, отказываюсь браться за дело, чтобы изобличить мистера Браунинга как убийцу вашего мужа. Я мог бы за него взяться лишь с одной целью: чтобы попытаться изобличить истинного убийцу и раздобыть улики, достаточные для того, чтобы осудить его. Что же касается вопроса, должен ли я раскрывать какие-либо сведения полиции, то пусть это останется полностью на моей совести. Мы с мистером Гудвином предпочитаем до поры до времени не делиться фактами, которые обеспечивают нам преимущество.

– Убийца и в самом деле Браунинг. Что заставляет вас сомневаться?

– Я не сомневаюсь. Я рассматриваю эту вероятность наряду со всеми прочими, хотя, если бы он и впрямь знал о том, что ваш муж намерен подсыпать в виски ЛСД, его кандидатура и в самом деде была бы предпочтительнее. – Он переместил взгляд на секретаршу. – Мисс Хабер, вы не говорили об этом мистеру Браунингу, а кому вы это рассказали?

– Никому! – вырвалось у нее. Это прозвучало громче, чем следовало бы, и она повторила, уже тише: – Никому.

– Это чрезвычайно важно. Я должен знать. На сей раз вы обязаны сказать мне правду.

– Я и говорю вам правду. Я не могла никому это рассказать хотя бы потому, что и сама об этом не знала. Лишь в прошлую субботу вечером я узнала, для чего понадобился ЛСД, три дня назад. До этого мисс Оделл ничего мне не говорила… Когда она попросила меня…

Вульф, приоткрыв глаза, посмотрел на миссис Оделл.

– Я ей верю, – просто сказала она, и Вульф снова повернулся к секретарше.

– Вы посещаете церковь, мисс Хабер?

– Да. Лютеранскую. Не каждое воскресенье, но довольно часто.

Вульф посмотрел на меня.

– Принеси Библию.

На третьей полке снизу, налево от глобуса, стояли аж целых девять Библий – четыре разных издания на английском и пять – на иностранных языках. Я выбрал ту, которая показалась мне наиболее подходящей, в переплете черной кожи, и подошел к секретарше, съежившейся в красном кресле.

– Положите на нее правую руку, – велел Вульф, – и повторяйте за мной: «Держа руку на священной Библии, клянусь…»

Я держал Библию, а мисс Хабер опустила на нее правую руку ладонью вниз, слегка растопырив пальцы.

– Держа руку на священной Библии, клянусь…

– «Что я не знала о том, как намеревался поступить мистер Оделл…»

Она повторила слово в слово.

– «…С ЛСД, который я достала по просьбе миссис Оделл…»

Она вновь повторила.

– «…До субботы, седьмого июня».

– До субботы, седьмого июня, – эхом откликнулась мисс Хабер.

Вульф снова обратился к миссис Оделл:

– У вас имеются основания подозревать мистера Браунинга только в том случае, если он знал о том, что ваш муж собирается подсыпать ему в виски наркотик. Мисс Хабер об этом не знала. Сомневаюсь, чтобы вы или ваш муж рассказали это мистеру Браунингу. Кому вы говорили об этом?

– Никому я не говорила. Ни единой живой душе. Значит, Питер сам проболтался. Я бы, конечно, никогда это не заподозрила, но ведь иначе и быть не могло. Были, конечно, люди, которые хотели, чтобы новым президентом стал Питер, а не Браунинг, и он, должно быть, поделился с одним из них. Например, с Тедом Фолком, хотя Тед ни за что не продал бы его Браунингу. Могу назвать вам несколько имен. Сильвия Веннер. Потом один человек из отдела общественных связей…

– Прошу прощения. – Он отвернулся и кинул взгляд на стенные часы. – Мне пора обедать. Вы можете составить список имен с соответствующими комментариями. Однако я еще раз повторяю – вы должны четко понимать, чего именно ожидаете от меня. Я постараюсь выяснить, кто убил вашего мужа, и раздобыть достаточно веские улики, чтобы суд вынес обвинительный приговор. И все. Вы это поняли?