– Мы по этой бумаге везде обыскиваем.

– Обыскивайте.

Начался обыск. Матросы, в шапках, с папиросами, пошли по комнатам. Я просил их снять шапки, потому что в комнатах святые иконы, но они с грубостью, указывая на мой клобук, ответили:

– А ты что в шапке?

Войдя в мой кабинет и спальню, они потребовали открыть ящики письменного стола, библиотечный шкаф, аптечку, гардероб, комод, поднимали постель и везде отыскивали оружие.

Обшарив все уголки и не найдя ничего, они спросили:

– Вы, товарищи, скажите по совести: есть у вас оружие или нет?

Получив отрицательный ответ, они удалились.

Во время обыска в доме с архиерейского двора были уведены красногвардейцами архиерейские лошади и лошадь Преосвященного Гермогена Около трех часов пополудни ко мне ворвались человек пятнадцать других матросов, которые, как разбойники, перевернули всю обстановку, выбрасывали на пол из ящиков письменного стола бумаги, рвали их, грабили ценные вещи, как например, несколько очков в золотой оправе, серебряные ложки, ножи, вилки, белье, сапоги и пр.

Окончив свое разбойничье дело, они начали совещаться между собою: арестовать меня или нет Одни говорили: "арестовать", другие - "не надо", и хотели было уходить, но один из них, мальчишка лет семнадцати, сказал

– Я без него не пойду Я его арестовываю

С этим согласились и другие и потребовали, чтобы я одевался и шел с ними Одевшись, и выходя из комнаты, я стал молиться пред святыми иконами, а матросы, смеясь над этим, говорили:

– Молиться стал, думает Бог поможет ему: не поможет и не молись Какой там еще Бог

Меня посадили на извозчика с двумя вооруженными матросами и под таким конвоем повезли на вокзал в штаб. Моих внутренних переживаний за это время передать нет возможности. У дверей парадных комнат вокзала пришлось ждать некоторое время, и меня хотели вести кругом вокзала к другим дверям, но наконец открыли здесь ход. Ко мне подошел неизвестный человек и, обратившись к матросам, сказал:

– Зачем вы взяли нашего Владыку? Он добрый человек для всех

– Не твое дело, - ответили ему.

Когда я вошел в комнату штаба, то начальствующих там не было. Кто-то спросил:

– Кто вы такой?

– Я Донской архиепископ Митрофан

– Очень приятно с Вами познакомиться. За что Вас арестовали?

– Не знаю, - ответил я

– Он проклинал большевиков, - сказали матросы.

– Это дело нужно разобрать Ведите его в Атаманский дворец, там разберутся

Меня повели с вокзала до дворца пешком в сопровождении тех же матросов. Я, идя с вокзала на гору по грязной дороге, страшно утомился и обессилел до смертного истощения.

Многие (из толпы - В С.) скорбели, - плакали, сожалели о мне, но не могли ничем мне помочь.

С большим трудом дошел я до дворца. Там мне пришлось ждать, стоя, минут двадцать, пока меня позовут для допроса или предъявления мне обвинения и указания причины ареста, но меня не позвали, а кто-то вышел и сказал приведшим меня, что постановили отправить меня в тюрьму

Через довольно продолжительное время меня снова повели по городу.

Приведен я был на местную гауптвахту, где и был заключен в тесную, одиночную и грязную камеру...

Условия пребывания здесь были самые невыносимые. Спать приходилось вдвоем на той досчатой голой лавке, которая днем служила для сидения. Первые три дня моего заключения пришлось выслушивать по своему адресу через маленькое отверстие в дверях нашей камеры смертные угрозы и получать плевки, а один раз к нам ворвался даже какой-то матрос с кортиком

Вера в помощь Божию и надежда на Его неизреченное милосердие подкрепляли меня и моих собратьев по темнице, - и наша камера скоро обратилась в маленькую церковь, где утром и вечером совершалось общее моление, причем святой иконой для нас служила моя панагия.

Великим для меня утешением послужили массовые и настойчивые ходатайства отдельных лиц, учреждений и приходов города Новочеркасска о моем освобождении из-под ареста. Мирян-посетителей пропускали ко мне на гауптвахту, духовных же лиц с 17-го февраля было воспрещено допускать ко мне, хотя в этот день мне Удалось приобщиться Святых Тайн, которые были принесены ко мне ключарем Новочеркасского Кафедрального собора и протоиереем Артемьевым.

22-го февраля меня под конвоем в 8 часов вечера повели в здание судебных установлении и здесь мне объявили постановление военно-революционного суда о том, что я признан ни в чем невиновным...