– Красавец ты мой! Явился наконец!

Человек в черном ощерил безгубый рот и, сделав шаг вперед, показал, что будет бить правой - обманка для фрайеров. Алик, обозначив правый уклон, тут же резко ушел влево и достал Паленого правым крюком в печень. И - пока не упал - прямым в подбородок. Все. Израсходовал оба своих полноценных удара. Но для Паленого этого было достаточно. Он лежал рядом с каратэистом. Обработанный Казарян, правда, уже сидел, держась за разбитое лицо.

Четверо пятились от старичков, старательно демонстрируя, что хотя и пятятся, но нападут. Не сейчас, но вот-вот. Казарян кинул себя вперед последним своим прямым ударом и достал одного.

Завыв мотором, "восьмерка" на первой скорости, рывками, двинулась к полю битвы.

– С ручника сними, дура!
– заорал Казарян. Галя услышала, и машина остановилась рядом с ними. Казарян распахнул дверцу: - Быстро, быстро.

Алик и Саня, беззвучно матерясь, пролезли на заднее сиденье. Вдалеке наконец-то забулькал милицейский свисток.

– Да поедешь ты?
– страшным голосом заорал Казарян на Галю, и они поехали.

Переезд через фрязинскую ветку был закрыт: издалека стучала приближающаяся электричка. Казарян открыл дверцу, обошел капот и сказал Гале:

– Подвинься.

Сзади подкатил таксомотор и гуднул. Казарян обернулся. Таксист через окошко показывал большой палец.

– Что ж не помог?
– мрачно спросил Казарян.

– Не успел. Пока монтировку искал, вы уже дело сделали.

– Долго искал.

Казарян влез за руль. Пошарил по карманам, нашел коробочку, поел блестящих шариков. Пробежала электричка, уютно светя желтыми окнами. Подняли шлагбаум.

На Ярославском шоссе Казарян дал девяносто и виртуозно засвистал пугачевскую "Делу - время, делу - время, потехе - час!". Галя вдруг, как тот, что сидел на площади, прикрыла лицо ладонями.

– Пристегнись, - сказал Казарян.

Галя отняла руки от лица, щелкнула ремнем безопасности. Казарян добавил:

– И успокойся.

– Как вы можете, как вы можете так!
– запричитала она и опять закрылась ладонями.

– Не понял, - строго заметил Казарян. Галя снова отняла руки от лица, посмотрела на него, обернулась и быстро глянула на Алика с Саней.

– Вы - мясники! Вы понимаете, что вы - мясники, убийцы?

– Не понимаем, - всерьез отозвался Смирнов.

– А, да что с вами разговаривать!
– Галя махнула руками и заплакала.

– Ты лучше поплачь, - посоветовал Казарян.
– Помогает.

Галя заплакала в голос, а Алик спросил у Смирнова:

– Ты за этим в Москву приехал, развлечься? Скучно там, у моря?

– Дурак ты, Алька, - ответил ему Смирнов.

– Ловко ты этого каратэиста достал, - вспомнил Казарян.

– Мне один капитан-десантник, афган, про этих каратэистов все точно объяснил. Вся эта хренотень - набор штампов. У хорошего каратэиста их шестнадцать, у приличного - восемь, а у таких вот - четыре, не больше. И обязательно с копыта начинают. Так что достать такого - дело нехитрое.

– А ножки ослабли. И в коленях - мандраж, - проанализировал свое состояние Алик.

– Сам же говорил - нас теперь на два удара хватает. И все. Следовательно, ты использовался полностью.

– Да, ребятки, старость - не радость!
– любимым своим трюизмом откликнулся Смирнов.

– Старички, - про себя решила притихшая уже Галя.
– Богобоязненные старички.
– И хихикнула.

Казарян покосился на нее и спросил:

– Отошла?

– Симпатично погуляли. Развеялись слегка.

Въехали в Москву. Довезли Галю до ее дома, а сами поехали к Алику.

Умываясь в ванной, Алик увидел себя в зеркале и огорченным криком задал вопрос Смирнову и Казаряну, устало возлежащим в креслах перед выключенным телевизором:

– Когда же я себе личность так покарябал?

– Во-первых, известно когда, - ответил Казарян.
– А во-вторых, не ты, а паренек, которого ты достал. Он падал, ручками от огорчения взмахнул слегка и тебя задел.

– Да... А мне в понедельник записываться на телевидении, - сообщил, войдя в столовую, Алик и вальяжно рухнул на диван.

– Загримируют, - мрачно успокоил его Смирнов.

Помолчали недолго. Алик не выдержал, спросил:

– Что это было, Саня?

– А я не знаю, - с идиотским смешком ответил Смирнов.

– Темнишь?
– попытался догадаться Казарян.

– Зачем мне это нужно?

– Тогда объясни, почему и куда копаешь, - предложил Алик. Смирнов начал издалека:

– Помните, у меня собачка была, Бетькой звали. Замечательная была собачка, добрая, умная, к миру расположенная, всех любила. Единственное, что ее приводило в ярость - аномалии. Помню, однажды гуляли мы с ней в скверике нашем, а там парочка одна вместо того, чтобы на скамейке сидеть, на травке расположилась. Так Бетька, миролюбивая Бетька, такой скандал учинила! Всякая аномалия - непорядок, а непорядок терпеть нельзя. Налицо явный непорядок. Открывается кафе, только для того, чтобы закрыться, милиционеры с крыш падают...