– В последнее время я иногда думал, что в самом деле сойду с ума, – сказал вдруг Ричард. – Убийство и суд, затем автомобильная катастрофа, недели в больнице и ужасные головные боли, все еще мучающие меня. И Дэвид. Внезапное, совершенно неожиданное и полное крушение всей моей жизни, и жизни Дэвида. И этот изначальный абсурд, выбивающий меня из колеи. Произошли определенные события, но они не вписываются ни в какую разумную картину. Вот что я имел в виду, Чарити, вот что заставило меня так дьявольски себя вести; я вижу, как смысл происходящего ускользает, и мой ум начинает бунтовать. Ни в чем нет смысла, все перевернулось с ног на голову.

– «И ничего не существует», – процитировала я, – «кроме того, чего нет».

Он нетерпеливо сказал:

– Да, это так. Именно об этом «Макбет», не правда ли? Ничто больше не следует законам.

Я заметила:

– Но вы забыли, что Макбет первый отбросил законы и нарушил баланс. В этом была логика, в конце концов. Должно быть объяснение, причина и вашей идиотской сказки, просто мы еще не докопались до нее.

Он ничего не ответил, но взглянул на меня, и что-то в его глазах заставило меня поспешно заговорить:

– Ричард, я знаю, что права. Разве вы не помните, только час назад, на пирсе, вы говорили то же самое обо мне. И вы сказали, что законы держатся крепко, хотя доказательства, казалось, свидетельствуют об обратном. Это правда, дорогой. Вы найдете рисунок, соответствующий фактам. Он всегда есть.

– Но если это сказка идиота – если мы имеем дело с пограничной областью нормальной психики…

– Нет, это не так, – сказала я решительно. – А если и так, что ж, даже в Зазеркалье придерживались шахматных правил. Правила не ломаются сами, Ричард.

– Между прочим…

– Между прочим, – повторила я, – нет такого явления, как «изначальный абсурд».

Его глаза встретились с моими и вдруг прояснились:

– «Милосердие никогда не изменяет». Да, вы правы. Вы правы. Как вы правы…– Он рассмеялся и выпрямился на стуле. – Простите меня, дорогая. Я так долго жил на грани нереальности, что это притупило мой ум. Давайте выпьем еще кофе. Что вы хотите к нему на этот раз?

– То же самое, пожалуйста.

– Garcon, deux cafes-cassis! [25] Нет, – решительность снова зазвучала в его голосе, – ничто не имеет значения, кроме Дэвида, и эта часть дела скоро уладится. Как только я увижу его… Вы устали, Чарити?

Неожиданный вопрос заставил меня вздрогнуть.

– Устала? Я не чувствую усталости.

– Вы уверены?

– Вполне.

Он вдруг мягко улыбнулся:

– Тогда, следуя вашему довольно-таки неженскому предположению о наличии логики во всем, давайте вернемся к началу и будем ворошить прошлое, пока не найдем, что же заставляет их действовать, пройдем по каждому следу до конца…

– Я поняла вас. Не оставим ни одной дыры, ни одного темного угла необследованными. Хорошо. Я готова.

Получасом позже после двух чашек кофе в головах у нас все стало таким же запутанным, как наши метафоры. Мы вытащили на свет каждый известный факт, проветрили его, встряхнули и уложили на место. И хотя кое-что прояснилось, центр тайны остался во мраке.

– Мотив, – сказал Ричард в двадцатый раз. – Убит Тони, сделаны две попытки убить меня – и никакого мотива.

– Для убийства нужен довольно серьезный мотив, – сказала я решительно. – Он есть; если бы мы только знали, где его искать. Наиболее частые мотивы – выгода, страсть и страх. Это убийство явно не из-за денег и не из-за любви. Тогда остается третий мотив, самый сильный.

– Страх? Но кто так боится меня, что готов убить?

– Очевидно, кто-то есть, потому что они пытались. Это логично, Ричард?

Он улыбнулся, хотя улыбка вышла немного натянутая.

– Хорошо. Начнем отсюда. Не собираетесь же вы сказать, что Лоран боится меня настолько, чтобы хотеть убить?

– Нет. Думаю, что она работает на кого-то другого.

– На нашего старого друга Икс – человека в автомобиле. Так?

– Икс пытался убить вас, – сказала я, – не из-за наживы, не из-за ревности, но потому, что вы можете ему чем-то повредить. Вы представляете угрозу для него, для его свободы, или планов, или жизни.