– Мне нужна Вероника...
– начала я на своем ужасном испанском. Но, не дослушав, она повернулась и убежала. Я растерялась, стоя у открытой двери и прислушиваясь к совершенно непонятной речи, доносящейся из квартиры. Мне очень нужна была Вероника. Кажется, я начинала понимать, что это такое языковая проблема. Нью-Йорк казался мне теперь таким же двуязычным, как Квебек.

Пока я нерешительно стояла в дверях, мимо моих ног во тьму лестничного пролета выскочил щенок. Я подобрала его и взяла на руки. Вернувшись в квартиру со щенком в руках, я снова подала голос, - разговор на кухне не прекращался. Закрыв за собой дверь, чтобы щенок больше не убегал, я, чувствуя неловкость, вошла в гостиную Вероники.

Передо мной была коллекция обычных нью-йоркских ценностей. В одном углу - телевизор, на котором восседала огромная, одетая в тюль кукла. Напротив - камин, решетка которого украшена пожелтевшими фотографиями. Довольно тесная комната была заставлена стульями с оранжевой и голубой обивкой и резными кофейными столиками. Незанятый мебелью участок комнаты был покрыт цветастым моющимся ковром. По телевизору показывали больничную драму. Белокурая медсестра помогала врачу надеть халат. Видимо, до того, как я постучала, они смотрели эту передачу. У меня появилась надежда, что кто-то из сидящих в кухне знает английский.

Наконец они вышли, чтобы посмотреть на меня: девочка в панталонах, которая впустила меня, кудрявый мальчик с книжкой комиксов в руках и девочка постарше, лет девяти - десяти лет. Они выстроились неровной шеренгой и разглядывали меня с явным неодобрением, видимо из-за того, что я вошла без приглашения.

Я лихорадочно вспоминала, как по-испански будет "собака".

– El perro, - сказала я, показывая на щенка. Затем поняла, что все это бесполезно, я не знала, как по-испански будет "лестничная клетка".

– Щенок выскочил, а я принесла его обратно. И мне пришлось захлопнуть дверь. Cerrado la puerta.
– Но то, что дверь закрыта, они и так видели.
– Я ищу Веронику Сайес. Она здесь живет?

В наступившем молчании моя надежда, что они знают английский, быстро улетучилась.

– Вероника Сайес?
– повторила я.

– Да, - шепнула старшая девочка.

Мы улыбнулись друг другу.

– Она скоро придет?
– спросила я.
– Могу я подождать?

Ответом мне была лишь улыбка. Я села на один из стульев. Дети забеспокоились, но я осталась сидеть на стуле, занимаясь составлением нового вопроса на испанском.

Я никак не могла вспомнить окончаний будущего времени. К тому же мне пришло в голову, что старшая девочка знает по-английски только слово "да".

– Вероника скоро придет? Veronika esta aqui pronto?
– рискнула я.

Никто не ответил. Мальчик сел на пол и принялся разрисовывать карандашом свою книжку. Малышка в розовых панталонах поползла за щенком. Старшая девочка села на стул, и мы вместе стали смотреть рекламу зубной пасты.

После больничной драмы мы посмотрели очередную серию ещё какого-то сериала, который время от времени прерывался рекламой. Мне становилось все более неловко. Кроме "да" я в этом доме больше ничего не услышала. Вероника и впрямь могла оказаться в Пуэрто-Рико, как говорила мне её тетя, или работать где-то до самой ночи. Может, я вообще попала не в ту квартиру. Я полагала, что это были дети тети Вероники, но я не знала о том, что у неё были дети. Я могла перепутать номер квартиры и прийти в совершенно другую семью.

Через час, покопавшись в сумке, я нашла ручку и клочок бумаги. Без всякой надежды я написала: "Вероника, пожалуйста, позвони мне. Нора Бенсон." Я отдала записку старшей девочке и сказала:

– Я, пожалуй, пойду.

Они с любопытством наблюдали, как я ухожу. Когда я чуть задержалась в дверях, старшая девочка одарила меня лучезарной улыбкой, видимо, чтобы ускорить мой уход. Закрыв за собой дверь, я почувствовала, что они как ни в чем не бывало продолжают смотреть телевизор, словно я была лишь эпизодом в одном из телесериалов.

Семейная ссора уже закончилась, а запах кухни стал другим. Кто-то жарил свинину с чем-то, по запаху напоминающим бананы.

Когда я вышла, пьяной старухи перед подъездом уже не было. Исчез и продавец мороженого с красной тележкой и зеленом зонтом. Белый кот за решеткой уснул.

Я пошла вниз по улице в ту сторону, откуда неслись звуки музыки. Пройдя мимо подростков с гитарой и детей, прыгающих по расчерченным на асфальте квадратам, я свернула на Лексингтон Авеню и встретилась с возвращающейся домой Вероникой.

У неё была знакомая мне сумка с туфлями и рабочим платьем. Я почувствовала зависть к её новым хозяевам, которые здорово выиграли на моих несчастьях. Затем мне стоило больших трудов удержать её и не дать ей убежать.

– Прошу тебя, Вероника, - сказала я.
– Мне очень нужно поговорить с тобой.

Она вежливо попыталась меня обойти, но все же остановилась и сухо улыбнулась. В глазах её читалось отвращение.

Этот взгляд очень меня беспокоил. Мне было непонятно, что послужило причиной - преступление, полиция, газеты или что-то другое, темное и глубоко личное. Я запоздало извинилась за поведение Джоэла.