Может, это будет связано с моментом, когда я сяду на электрический стул? Как знать? Видите ли, Маат, я собственными ногами вступил в эту жизнь, как человек, который в темноте вляпался на улице в дерьмо. Это моя жизнь, но она не самая справедливая.

Его черты лица стали жесткими, и он внезапно взорвался:

– Черт возьми, Маат! Разве для того я работал, как проклятый, чтобы в конце концов остаться ни с чем? Нет, это несправедливо! Я тысячу раз рисковал своей шкурой, я играл, заранее зная, что проиграю, и теперь, когда все кончено, у меня ничего не осталось... Я не могу в это поверить, не могу!

Отчаянная злоба билась в бесконечном потоке его слов:

– Что, что осталось от того, что я делал, от этой вечной охоты, от бесконечной цепи неприятностей? Меня надули, Маат, вы слышите? Надули, как последнего идиота. Я сам себя надул... Я и есть глупее всех...

Можете смеяться надо мной и обзывать, как душе угодно. Я заслужил эти оскорбления, и даже те, которые еще не придуманы. За удовольствия, которые я получал, я заплатил хорошую цену! Чтобы добиться своего, мне пришлось раскроить череп многим: толстым и худым, мужчинам и женщинам... И все - ради чего? Я ничего не получил, Маат. Нет, одно получил - одиночество. Оно пришло однажды, внезапно, как удар кулаком прямо в зубы. Это тяжело!.. Я был глупцом, от начала и до самого конца!..

Он пожал плечами, вернулся к кровати. Выхватил сигарету из пачки, коротким жестом зажег спичку и прикурил.

– Мне смешно, если вам стало жалко меня, - сказал он.
– Жалеть Бена Свида за пять дней до смерти?.. Не делайте этого и не рассказывайте обо мне своим друзьям. Нельзя жалеть дурака, который все потерял. Это запрещено жизнью. Вы скажете, что у вас есть чувства, а я отвечу вам: мне на них наплевать. Вот так! Человечности не существует. Она не имеет права на существование. Мы звери, вот мы кто. Хищники. Жизнь - это джунгли, борьба за то, чтобы тебя не сожрали. И слабаков, баранов уничтожат первыми. Их надо уничтожать!

Я делал так, как другие, Маат. Я поверил в силу, которую обрел. Мне достаточно было пошевелить рукой, и тот, от кого я хотел избавиться, взлетал на воздух... Как будто я был Богом! Это волновало меня, нравилось, но оставляло неприятный привкус во рту... Я был, как голодная собака. Я рылся во всех мусорках, с ножом или автоматом в руке. Я усеял свой путь трупами, поскольку для меня это было лакомством, как крем с торта... А потом приходила тоска... Маат, я бы застрелил себя, если бы не мог найти этого... Да, точно, убил бы себя!

Он засмеялся и добавил:

– Теперь остался только я и то, что скоро должно произойти. Когда я думаю об этом чудаке пасторе и его нравоучениях, уверен: они мне без надобности. А если на той стороне я буду таким же? Что случится?

Он вытянулся на кровати и скрестил ноги. Дым от сигареты поднимался прямо над ним.

– Не обращайте внимания, - сказал Бен.
– Бывают моменты, когда сам не знаю, что говорю. Мне кажется, я слишком много хотел понять. Лучше быть придурком и жить спокойно...

Но есть одно, во что вы должны поверить, Маат: я сумел быть благодарным тем, кто делал мне добро. И даже однажды, в последний раз, я не смог убить. Знаю, моя чаша уже давно переполнена. Но надо признать: я почти всегда убивал только подонков. Отвратительных грязных крыс, потому что нельзя оставлять в живых такую пакость.

В коридоре послышался шум шагов и звяканье кастрюль.

– Ну, - сказал Маат, - вот и суп. Продолжим наш разговор завтра.

Глава 3

– Итак, - начал Бен, познакомившись с Фэтти Спайви, я отправился вместе с ним в один из домов на 42-й улице, в ночной клуб, один из самых модных. Вы, вероятно, слышали его название: Даймонд Снукер?

– Конечно, - ответил Маат.
– У меня есть друзья, которые ходили туда, когда там происходили ваши истории. Одно время там перед дверью стояли полицейские.

– Точно. В тот день Фэтти остановился перед входной дверью, и мы поднялись наверх. Он привел меня в шикарный салон, который расположен над игровыми залами. Он попросил подождать. Устроившись в большом удобном кресле, я посмотрел по сторонам. Вокруг все было покрыто позолотой, добротная мебель отражалась во множестве зеркал. Подошвы моих ботинок утопали в ворсе большого, на всю комнату, красного ковра.

Можете вообразить, как я был поражен! Раньше мне ре приходилось видеть таких дорогих вещей. Я говорил себе, что все это должно стоить огромных денег. Повсюду валялись пачки сигарет не знакомых мне марок, в основном египетские и турецкие. Были даже сигареты с картонным мундштуком из России.

Помню, я стянул по несколько сигарет, чтобы сравнить их. Мне очень понравились сигареты из пачки, на которой была изображена голая женщина с распущенными волосами. Малышка стояла на бильярдном столе. Внизу имя: "Сандра Эбботт". Они были с тонким запахом. Я долго хранил одну такую сигарету, но потом все-таки скурил и ее.