Силла не поверила своим ушам, когда северянин объ¬явил ей, что они отправляются на восток добывать ей приданое. Сначала она подумала, что новый хозяин шу¬тит. Но очень скоро поняла, что он и в самом деле решил устроить ее судьбу.

«Придется потрудиться, раз уж иначе мне от тебя никак не избавиться», — прибавил он со смехом. После этого в ближайшую же ночь, проведенную не под откры¬тым небом, а в постели — это было приблизительно на десятый день их путешествия — она постаралась выра¬зить ему свою признательность тем единственным спосо¬бом, что был ей доступен.

Конан почти засыпал, и потому не сразу понял, что вытворяет его новая собственность. А когда понял, оста¬новиться уже не мог. Девчонка, такая молоденькая и хрупкая с виду, оказалась выносливой, умелой и изобре¬тательной любовницей. Ее ничуть не смущала их разница в десять лет, более того, она умела обратить себе на пользу по-отцовски покровительственное отношение Ко¬нана.

Длинное и звучное ее имя — Дартомарика — кимме¬риец быстро заменил прозвищем Силла — «козочка» в переводе с туранского языка.

Вдвоем они направились в Вендию, и по дороге Конан учил девушку всему, что считал необходимым: умению подолгу оставаться без пищи и воды, стрелять из лука и метать ножи, прятаться в густой траве и врачевать раны. Силла, словно стараясь оправдать новое имя, день ото дня прыгала все резвее. Иногда она с ужасом думала о том часе, когда Конан вручит ей мешочек драгоценно¬стей, выкраденных из сундука какого-нибудь вендийского либо кхитайского богача, и скажет: «Возьми и будь счастлива, а у меня своя дорога.» Но золото и драгоценности, попав в их руки, словно растворялись в воздухе. Это немного утешало Силлу, ибо давало надежду, что на приданое ей они наберут не скоро. Втайне она мечтала, что Конан, восхитившись ее талантами разбойницы и искушенной любовницы, оставит ее при себе навсегда. Но в то же время что-то подсказывало ей, что, вздумай она сказать ему об этом, он рассмеется ей в лицо.

Сагратиуса Мейла, аквшюнца, они подобрали на во¬сточной границе Вендии. Причем подобрали в буквальном смысле слова, потому что бывший смиренный служитель Митры валялся на дороге мертвецки пьян.

Какими путями он попал в Вендию, Сагратиус вспом¬нить не мог. Помнил только, что когда Верховный На¬ставник, наскучив его бесконечными нарушениями устава, выгнал нерадивого собрата из Обители, Мейл направил стопы к друзьям — ученикам Королевской Школы Ре¬месел — и пил беспробудно десять или двадцать дней, заливая свое горе.

Очнулся он в цепях, в караване невольников, следо¬вавшем в Стигию. По словам его хозяина, продать его не было никакой возможности — едва Сагратиус трезвел, он становился буен. А пока был пьян — не интересовал никого, несмотря на гигантский рост и большую силу. Поэтому работорговец избавился от него, сбыв за бесценок скупщикам жертв Сету, Великому Змею Ночи. И предуп¬редил, что аквилонца надо постоянно подпаивать, иначе убытки будут неисчислимы. Те не вняли совету. И на¬прасно: сообразив, что действовать надо быстро, Сагратиус выждал подходящий миг, порвал цепи, разметал обрыв¬ками сторожей, вскочил на спину ближайшей кобыле и был таков. Но на юге рисунок созвездий совсем иной, чем на севере, и потому, пытаясь попасть на северо-запад, Мейл после долгих блужданий оказался в Вендии. По его словам, правда, выходило, что он отправился в Вендию нарочно, задумав отыскать в горах легендарную Долину

Лунного Света. Правда, Долины так и не нашел — да и мудрено было отыскать ее, странствуя от кабака к таверне, а от таверны к трактиру.

Конан взял Сагратиуса с собой, предполагая за хоро¬шее вознаграждение пристроить его к какому-нибудь ка¬равану, идущему на запад. Но вскоре обнаружилось, что несостоявшийся жрец Митры, обладатель бездонного веч¬но голодного чрева и вечно пересохшего горла, задира и весельчак, — спутник полезный и приятный. Силла вор¬чала несколько дней, но быстро успокоилась — после того, как в результате их с Конаном совместной вылазки оказалась с ног до головы увешана золотыми украшени¬ями. Сагратиус добыл ей полный свадебный наряд рани Саватери, младшей дочери князя тех земель.

И последний их спутник, Кинда, оказался в маленьком отряде так же случайно, как и все остальные. Конан и Сагратиус отбили карлика у его соплеменников. На гра¬нице гирканских пустошей и поросших лесом предгорий все еще обитал древний народ птулькутов, Людей Степи.

Мужчины и женщины этого племени были некрасивы, низкорослы, с длинными, чуть ли не до колен руками, с плоскими, но очень выразительными лицами. Несмотря на маленький рост, в руках их таилась невиданная сила. Позже, когда Кинда оправился от побоев, Конан дважды боролся с ним под азартные вопли и свист Сагратиуса и Силлы. И оба раза ни один из них не одержал верха — а киммериец был чуть ли не на две головы выше пульт-куга.

Карлик провинился в том, что не позволил своему брату, вождю Людей Степи, взять в жены собственную дочь. Не потому, что это было не принято, как раз наоборот, считалось, что родственная кровь, умножаясь, порождает все более сильное потомство. Но девочке было всего шесть зим от роду, она никак не годилась ни в жены, ни тем более в матери. На стороне Кинды был здравый смысл, но на стороне вождя — древние обычаи.

А они гласили, что если жена вождя умерла, не дав потомства мужского пола, он должен во благо племени взять в жены свою старшую дочь и как можно скорее зачать ребенка.