Шрифт:
БЕРНАР: Какой вздор!
ЛИНА: Почему вздор? Кого же они возьмут? Первого Разведчика? Что ж, если ты сам не честолюбив, твоя жена должна быть честолюбивой за тебя.
БЕРНАР: Я был честолюбив. Я мечтал о военной славе. Но… мне сорок пять лет, и я полковник в отставке. Теперь, мне кажется, я излечился от честолюбия (Лина смеется). Ты не веришь? Клянусь тебе, у меня остались только две мысли: свобода и ты.
ЛИНА: Нет, я и свобода.
БЕРНАР: И мне так больно, так больно, что по моей бедности ты ведешь такую скучную серую жизнь.
ЛИНА: Опять!.. Дело не в бедности… Я не хочу сказать, что бедность хороша, ты мне и не поверил бы. Дело в чем-то другом, не знаю, как объяснить. Надо жить так, чтобы каждый день, каждый час чувствовать себя пьяной. Все равно от чего! От любви, это лучше всего. От заговора… (Обнимает его). Марсель, когда же будет настоящая жизнь? Когда? Если ее не будет, я способна на все! Я по природе грешница!
БЕРНАР (горячо целует ее): Ты ни на что дурное не способна! Я тебе не верю.
ЛИНА: Я, быть может, в первый раз в жизни сказала чистую правду и ты мне не поверил!.. Ты рад, что женился на мне?
БЕРНАР: Я не прожил бы без тебя одного дня!.. Ты помнишь, я просил твоей руки тоже в жаркий летний вечер. Это было в четверть десятого. (Вынимает часы). Теперь девять. Правда, это было в августе.
ЛИНА: 9 августа.
БЕРНАР (с неудовольствием): Не 9-го, а 7-го.
ЛИНА: Да, ты прав. Тогда была луна. (Подходят к растворенному окну). Марсель, и теперь луна! (Смеется). На этом сходство кончается. Это окно выходит в великолепный парк, а то в маленький грязный Сомюрский двор. Что ты мне тогда сказал?
БЕРНАР (дразня ее): Не помню. Мало ли что я там говорил!
ЛИНА: Ты врешь! Я помню каждое слово. Ты сказал (произносит его слова торжественно, с волнением): «Лина, я люблю вас». Продолжай.
БЕРНАР: «Моя судьба зависит теперь от вашего слова».
ЛИНА: Не «зависит теперь», а «теперь зависит"… (Разочарованно). Тогда ты это сказал гораздо лучше.
БЕРНАР: Потом ты пела. Ты помнишь, что ты пела?
ЛИНА (Играет одним пальцем на пианофорте и напевает в полголоса):
Plaisir d'amour ne dure qu'un instant,
Chagrin d'amour dure toute la vie.
J'ai tout quitt'e pour l'ingrate Sylvie, —
Elle me quitte et prend un autre amant… [14]
БЕРНАР: Я теперь люблю тебя еще больше, чем тогда! А ты меня?
ЛИНА (горячо): В десять раз больше! В сто раз больше! В тысячу раз больше!
ЗАНАВЕС.
Роскошная гостиная в квартире Лиддеваля. На небольшом столике кофейный прибор, поднос с ликерами, печенье. У стены пианофорте. За ним сидит Лина. Рядом на стуле ее манто, шляпа, сумка. Еще до поднятия занавеса слышна музыка.
14
«Радости любви длятся только мгновение, а горе от любви длится всю жизнь. Я все бросил ради неблагодарной Сильвии. А она бросает меня и уходит к другому возлюбленному».
ЛИНА. ЛИДДЕВАЛЬ.
ЛИНА (поет, аккомпанируя себе по нотам):
Tant que cette eau coulera lentement
Vers le ruisseau qui borde la prairie,
Je t'aimerai, me r'ep'etait Sylvie,
L'eau coule encore, elle a chang'e pourtant… [15]
ЛИДДЕВАЛЬ: Ты поешь очень мило… Не хочешь еще кофе? Или коньяку?
ЛИНА (захлопывая крышку пианофорте): Не хочу!.. Впрочем, налей коньяку.
ЛИДДЕВАЛЬ: Зачем же отказывать себе в большом удовольствии? Я всегда требую, чтобы женщины пили… (Подливает ей коньяку).
15
«Пока эта вода медленно течет к ручью в конце луга, я буду любить тебя», – повторяла мне Сильвия. – «Вода еще течет, однако она изменилась».
ЛИНА: Ты говорил, что, напоив меня шампанским, со мной каждый может сделать что угодно… Ты это и сделал.
ЛИДДЕВАЛЬ: Я, кажется, не говорил, что каждый… Твое здоровье! (Пьет). – За успех заговора генерала Лафайетта.
ЛИНА (выплескивает коньяк на ковер): Я тебя просила не говорить о заговоре и о генерале Лафайетте!
ЛИДДЕВАЛЬ: Это табу, я забыл… (Наполняет ее рюмку снова). Вы все откладывали дело из-за раздоров между бонапартистами и республиканцами. Три месяца тому назад пришло известие о смерти Наполеона. Значит, теперь дела надо ждать в самом ближайшем будущем. (Поглядывает вопросительно на Лину. Она с усмешкой на него смотрит).
ЛИНА: А вот я, может быть, и знаю, но не скажу!
ЛИДДЕВАЛЬ: Лафайетт в пору революции всегда шел с опозданием в полгода. Так будет и дальше. Его правило: куда же спешить, подождем-посмотрим… Историки, вероятно, будут ломать себе голову: в чем была разгадка личности Лафайетта? А разгадка просто в том, что он глуп.
ЛИНА: Конечно, тебе неприятно, что он прогнал тебя с твоими деньгами!
ЛИДДЕВАЛЬ: Самодовольный, влюбленный в себя старик, падкий на лесть, помешанный на своей славе, необычайно гордящийся тем, что он маркиз, хотя и либерал, или что он либерал, хотя и маркиз.